Научная дипломатия. Историческая наука в моей жизни - Александр Оганович Чубарьян
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но еще в большей мере это, как мне кажется, связано с внутренним развитием ряда западных стран. Опросы относительно роли в победе над нацистской Германией, проведенные во многих государствах Европы и в Америке, показали, что там в общественном мнении доминирует представление, что главную роль сыграли американцы и англичане. Помимо общеполитической направленности, думаю, это результат элементарного незнания. Я очень часто выступаю в европейских университетах, почти во всех странах, и вижу, что молодое поколение просто не знает историю ХХ века.
Поэтому я обратился к моим американским коллегам с призывом возобновить совместное обсуждение проблем Второй мировой войны. В следующем году мы проведем – впервые! – мировой конгресс учителей истории. И я хочу сделать там секцию по истории войны. Потому что это же удивительно – оспаривать вещи, которые невозможно оспорить! Хотя, с другой стороны, чему тут удивляться? Мир становится очень странным. Когда британский премьер-министр предлагает своим гражданам защитить памятник Черчиллю, а не сбрасывать его с постамента, когда начинают разрушать памятники Христофору Колумбу – все это свидетельствует о наличии какого-то нового вируса, поразившего историческую память. И что с этим делать, нам только предстоит решать.
– В чем вы видите опасность пересмотра итогов Второй мировой войны?
– Как историк я могу сказать лишь одно: это нарушает историческую правду и формирует у людей превратное представление, причем не только о прошлом, но и о нашей стране в целом. Потому что для нас война – это святое дело, а наша Победа – главное событие XX века. И попытки поставить это под сомнение ударяют и по нам сегодняшним.
Ладно бы еще, если бы пересмотр существовавших представлений был связан с обнаружением новых документов, которые позволили бы иначе оценить вклад Советского Союза и других стран в победу во Второй мировой войне. Но ведь ничего этого нет, никаких новых документов, да и быть их не может. Это тот случай, когда история очень тесно переплетается с политикой.
– Есть мнение, что те, кто переписывает историю Второй мировой войны, готовят почву для пересмотра ее политических итогов. Возможна ли эта связка в реальности, как вы считаете?
– А что тут можно пересмотреть? Территориальные итоги?
– Например.
– Я в такой сценарий не верю. Как это сделать? Как их пересмотреть? Скажем, сейчас, как мы знаем, польские политики активно занялись переоценкой событий Второй мировой. Но даже они вряд ли смогут перевести эту риторику в область реального пересмотра территориальных итогов войны, ведь тогда им придется отдать немалую часть своей территории Германии. Они, видимо, забыли, что Сталин поставил свою подпись под решением о передаче Польше значительной территории Германии. Как и то, что поначалу Черчилль сомневался в необходимости это делать, однако Сталин настоял. Ведь если пересматривать, то все пересматривать. Но никто – даже немцы – не выдвигал и не выдвигает такой идеи. В том числе и в отношении Восточной Пруссии – нашей нынешней Калининградской области. Так что Польша вряд ли захочет так поставить вопрос. То же самое касается и других стран. Я как-то сказал моим литовским коллегам, которые осуждали пакт Молотова–Риббентропа: тогда Вильно отдайте полякам обратно.
Собственно говоря, сегодня наиболее остро стоит только одна территориальная проблема – это Курилы, в отношении которых Япония то и дело пытается предъявить нам претензии. Но с моей точки зрения, японцы используют эту тему во внутриполитических целях. Полагаю, что никто в Японии всерьез не может рассматривать возможность вернуть себе эти территории.
Это очень опасная, обоюдоострая вещь – пересмотр территориальных итогов Второй мировой. И я не думаю, что это грозит нам в каком-то даже самом отдаленном будущем. Тем более что современная Российская Федерация – достаточно сильная держава, способная постоять за свои интересы и территории.
Год 2021
«Было ощущение беды, с которой еще не сталкивались»
22.06.2021. Интервью газете «Известия» Роман Крецул
Академик РАН Александр Чубарьян – об обстоятельствах, при которых началась Великая Отечественная война
Даже спустя 80 лет после начала войны не все обстоятельства известны историкам. О загадке полета Рудольфа Гесса, роли Ватикана, подготовке СССР к Великой Отечественной и о первой реакции людей на случившееся 22 июня 1941 года в интервью «Известиям» рассказал научный руководитель Института всеобщей истории РАН академик Александр Чубарьян.
ЛЮДИ НЕ ЗНАЛИ, ЧТО ИХ ЖДЕТ
– C начала Великой Отечественной войны прошло уже 80 лет. Можете ли вспомнить этот день 22 июня 1941 года, каким вы его увидели тогда?
– Было воскресенье. Накануне вечером приехали на дачу. Утром я бегал где-то во дворе, мама разбирала вещи. И вдруг в 12 часов – выступление Молотова. У нас тогда висел репродуктор. Круглый, как радио. Мы начали собираться и к вечеру поехали на поезде в Москву. Свои впечатления помню до сих пор: поезд был совершенно забит людьми, все возвращались домой из-за города, но стояла абсолютно мертвая тишина. Никто друг с другом не разговаривал. И на лицах было невероятное напряжение.
Было ощущение беды, с которой прежде не сталкивались. Люди в это время почувствовали себя участниками событий. После Первой мировой войны прошло уже 20 лет, поэтому ее мало кто помнил. Недавно закончилась финская война, но она была достаточно закрытой для прессы и публики. Хотя там много солдат погибло, она все-таки была локальной.
Сегодня, вспоминая тот день, я понимаю, что люди не знали, что их ждет. Да, в то время ходили разговоры о возможной войне, особенно среди интеллигенции. Но в один день вдруг все реально оказались перед предстоящим будущим. И каким оно будет, никто не знал. На следующий же день братья моей мамы были в военкомате. Там уже началась работа по призыву.
– По вашим ощущениям, люди осознавали всю тяжесть положения?
