Однажды детство кончилось - Таня Стар

Мне его очень жаль. После моего отъезда и смерти бабушки, ему очень неуютно с новыми жильцами стало, они испортили его «место покоя» во время ремонта. Мысленно я ещё долго чувствовала связь с ним и нашим стареньким домом, «избушкой на курьих ножках». Совсем там дело худо. Дом разрушаться стал, а хозяин вскорости «ушёл» из-за того, что ему не с кем стало жить: все члены нашей семьи уехали от него, дом продан давно, а с чужими — житья нет. В 2016 году ушла из жизни и бабушкина сестра, Муза Сергеевна, которая жила по соседству. С нею и дружил последние годы наш домовой. Я так понимаю, на каком-то предмете, взятом из бабушкиного дома, хозяин переехал жить в домик к Музе. Её не стало, и всё, все ниточки оборваны. Другие родственники, наследники дома бабушки Музы, не смогли завоевать доверия старого хозяина. А без семьи домохозяева не могут оставаться среди людей. Вот такая грустная сказка.

Заповедник непуганных идиотов

Галина Вайпер

Название — фраза из записных книжек Ильфа и Петрова. Почти пятьдесят лет назад я написала её на баннере для интернатского вечера, посвящённого осени. Для другого баннера приходилось вставать кедами и руками в синюю тушь и ходить по бумаге, изображая Млечный путь.

Эта история — про мою любимую школу, памятное светлое пятно моей жизни, прекрасное завершение не самого лёгкого детства.

После восьмого класса я поступила в школу-интернат при Ленинградском университете, такую специальную школу, в которую собирали обалдуев со всего Северо-Запада: Карелия, Вологда, Псков, Архангельск, Коми и немного Пи… пардон, Ленинграда. Эти дети бездельничали и плохо учились потому, что оказались слишком умными или чересчур начитанными для своих школ.

Лет с шести, как только научилась бойко читать, я стала читателем-маньяком, перечитала всё для меня интересное в местной детской библиотеке и приложила массу усилий, чтобы перебраться во взрослую. Прочитывала даже все учебники, купленные летом, а потом скучала на уроках, потому что память в те времена была фантастической. Домашку делала на переменке, стихи учила, слушая выступления других учеников, у которых фамилия стояла ближе к началу списка.

…В школу меня пригласили после карельской республиканской биологической олимпиады. Я там ухитрилась выступить за свой восьмой класс, за девочку из девятого класса, которая неожиданно заболела, и за девочку из десятого класса, которая вдруг испугалась и отказалась выступать. В результате я нежданно-негаданно набрала больше всех баллов и заняла первое место.

Тогда по всем олимпиадам разъезжали интернатские учителя и собирали самых выдающихся балбесов в школу для подготовки к поступлению в университет. И меня тоже пригласили. Я сдала вполне себе формальный экзамен по математике — абсолютно не помню, с каким результатом, но приглашение в биологический класс мне все-таки прислали.

…Учиться в новой школе оказалось весело и трудно. Первым делом нас предупредили, что серьёзное отношение к учёбе будет вырабатываться путём безжалостного снижения оценок и выставления двоек. Получить «пару» было не проблемой, ведь нас учили в основном по университетской программе. Метод оказался рабочим, пришлось привыкать учиться заново.

Например, химичка наша потрясающая, обожаемая Ирина Михайловна, стабильно занижала все оценки на балл как минимум. Как-то я единственная из класса решила одну задачу из сложной контрольной, всем влепили двойки, народ уговаривал её поставить тройку хотя бы мне, но она была непреклонна.

И да, за год мне тоже влепили двойку — с неорганикой у меня тогда были проблемы. Осенью Ирина Михайловна поленилась принимать у меня переэкзаменовку, просто поставила трояк за год. Зато органику я с тех пор знаю, понимаю и люблю. И вот, что я поняла много позднее — сопротивление тому, что тебе ставят незаслуженные двойки, вырабатывает волю к победе.

Годовую двойку по алгебре получила не только я, но и народ из других классов. Нас собрали и две недели натаскивали на неусвоенный материал, после чего почти все получили приемлемые оценки. Грешным делом, кажется, что четвёрку поставили мне потому, что я как-то нарисовала очень похожий профиль нашего преподавателя на доске — вылитый был викинг с рыжеватой скандинавской бородкой.

Ещё я получила двойку за год по физике. Физик наш, милейший Алексей Михайлович, пришёл к нашему биологу Евгению Александровичу и сообщил об этом. Шеф — так мы его звали между собой — попросил физика на педсовете промолчать, и тот честно промолчал. Поэтому меня из школы не выгнали — за три пары выгоняли, вообще-то, зато всё лето я штудировала учебники первого курса по физике и неорганике, пока в голове всё не встало на свои места.

…Алексей Михайлович ходил в стильном джинсовом костюме и замшевых ботинках, имел длинные волосы и бороду. И это в те времена, когда перед началом уроков директор вставал перед входом в школу и придирчиво осматривал головы мальчишек — не слишком ли длинные у них причёски. Парни мазали волосы мылом и старательно зачёсывали, чтобы замаскировать длину волос, иначе отправят в парикмахерскую.

Физика в изложении Алексея Михайловича была мне непонятна и совершенно не давалась. Как-то я взялась подсчитать, сколько раз он скажет за урок «э-э-э», сколько «это» и так далее. «Э-э-э» получилось сто пятнадцать раз, «это» — сорок пять. Всего остального — «значит», «так вот», «вот так» и чего-то ещё говорилось намного меньше, но в сумме набиралось достаточно, чтобы слушать его становилось трудно.

Отвлекался он элементарно. Например, перед контрольной вставала Ленка Рыжая и капризно заявляла, что не понимает разницу между дельтой и дифференциалом. Алексей Михайлович старательно весь урок объяснял, потом спрашивал, всё ли понятно, а Рыжая говорила, что нет, так и не поняла… Помнится, в тот раз физик взревел зверем и кулаком треснул по доске так, что мел на пол посыпался.

Но случались вещи и покруче. Однажды нас одолела эпидемия познания неведомого. Все наши девицы после школы ставили эксперименты по подъёму человека на четырёх пальцах. Делалось это так. Один человек садился на стул. Двое вставали по сторонам от него. Сначала они клали руки на голову сидящему поочерёдно и давили ему на голову. Потом подсовывали указательные пальцы под колени и попу сидящего и легко поднимали его вверх.

Этот фантастический трюк не срабатывал, если не давить перед подъёмом на голову поднимаемого, чего мы понять никак не могли. Сначала мы ставили самостоятельные эксперименты, причём поднимали на пальцах даже самую