Пятый доминион - Баркер Клайв

- Он убивает тебя, - сказал Оскар.

Конечно, если смотреть со стороны, с рациональной точки зрения это действительно была смерть. Но ведь на самом деле это никакая не смерть, а любовь. И это не пророчество - это прошлое; это тот самый любовный акт, который они совершили прошедшей ночью. А Оскар смотрел на это как ребенок, который подглядывает за родительским соитием и думает, что над матерью свершается насилие. Но в каком-то смысле она была рада этой ошибке - ведь она избавляла ее от необходимости объяснять происходящее над Чашей.

Она и Примиритель, окутанные покрывалами темноты, сплелись в единый узел, который затягивался все туже, туже и туже и наконец совсем исчез, оставив камешки плясать в абстрактном порядке.

В конце прошедшей перед ее глазами последовательности эта интимная сцена смотрелась довольно странно. Переход от Храма, Башни и дома к сцене катастрофы сулил мрачные перспективы, но ведь катастрофа уступила место видению любви, и это внушало надежду. Возможно, это был знак того, что слияние способно положить конец той темноте, которая надвигалась на землю в предыдущей картине.

- Теперь все, - сказал Оскар. - Через некоторое время все начнется сначала и повторится снова. Снова и снова.

Она отвернулась от Чаши, камешки которой, немного было успокоившиеся после любовной сцены, вновь начинали греметь.

- Ты видела, в какой ты опасности? - спросил он.

- По-моему, я - всего лишь бесплатное приложение, - сказала она, надеясь отвлечь его от размышлений об увиденном.

- Только не для меня, - ответил он, обнимая ее за плечи. Несмотря на все раны, вырваться из его объятий было едва ли возможно. - Я хочу защитить тебя, - сказал он. - Это мой долг. Теперь я отчетливо понимаю это. Я знаю, что тебе пришлось многое пережить, и от меня - в первую очередь, но я могу загладить свою вину. Я оставлю тебя здесь, со мной, в полной безопасности.

- Так ты думаешь, что мы здесь спрячемся, а Армагеддон просто пройдет у нас над головой?

- Ты можешь предложить что-нибудь получше?

- Да. Мы будем противостоять ему, любой ценой.

- Над этим невозможно одержать победу, - сказал он.

Она слышала, как камни грохочут у нее за спиной, и по их шуму поняла, что они изображают бурю.

- А здесь у нас есть хоть какая-то защита, - продолжал он. - У каждой двери и каждого окна я поставил духов-хранителей. Видела тех, на кухне? Они самые крошечные из всех.

- Но ведь они все мужского пола, не так ли?

- Ну и что?

- Они не защитят тебя, Оскар.

- Они - это все, что у нас есть.

- Может быть, это все, что у тебя есть...

Она выскользнула из его объятий и направилась к двери. Он последовал за ней на площадку, требуя ответа на то, что она хотела сказать своей последней фразой, и, разозлившись в конце концов на его трусость, она повернулась к нему лицом и сказала:

- Долгие годы великая сила была у тебя под носом!

- Какая сила? Где?

- В темнице под Башней Роксборо.

- Что ты такое несешь?

- Ты не знаешь, кого я имею в виду?

- Нет, - ответил он, в свою очередь рассердившись. - Чушь какая-то.

- Я видела ее, Оскар.

- Как ты могла? Никто, кроме членов Общества, не может попасть в Башню.

- Я могу показать ее тебе. Отвести туда прямо сейчас.

Она понизила голос, внимательно вглядываясь в обеспокоенное, раскрасневшееся лицо Оскара. - Я думаю, что она - кто-то вроде Богини. Я дважды пыталась вызволить ее, и оба раза у меня ничего не получилось. Мне нужна помощь. Мне нужна твоя помощь.

- Это невозможно, - сказал он. - Башня представляет собой хорошо укрепленную крепость. А сейчас - тем более. Говорю тебе, этот дом - единственное безопасное место во всем городе. Выйти из него - для меня равносильно самоубийству.

- Значит, так тому и быть, - сказала она, не собираясь иметь дело с воплощением такой трусости. Она начала спускаться вниз по лестнице, не обращая внимания на его призывы.

- Но ты не можешь уйти от меня, - сказал он, словно бы в удивлении. - Я люблю тебя. Ты слышишь? Я люблю тебя.

- Существуют вещи поважнее любви, - ответила она, тут же подумав, что легко произносить такие слова, зная, что дома ее ждет Миляга. И все равно это было правдой. Она видела этот город уничтоженным и обращенным в пыль. Предотвратить это - действительно важнее, чем любовь, в особенности, если подразумевать под ней бесхребетную склонность Оскара к разнообразию.

- Не забудь запереть за мной дверь, - сказала она, спустившись с лестницы. - Никогда не знаешь, какого гостя пошлет тебе судьба.

2

По дороге домой она зашла в бакалейный магазин купить кое-каких продуктов. Хождение за покупками никогда не было ее любимым занятием, но сегодня вся процедура приобрела какой-то сюрреалистический характер благодаря ощущению надвигающейся катастрофы, которое повсюду сопровождало ее. Она расхаживала по магазину, выбирая все необходимое, а в это время в голове у нее разворачивалась картина смертоносного облака, неумолимо наползающего на город. Но жизнь должна была продолжаться, пусть даже за кулисами ее и поджидало забвение. Ей нужно было купить молоко, хлеб и туалетную бумагу, а также дезодорант и пакеты для отходов, чтобы класть их на дно мусорного ведра на кухне. Только в художественном вымысле ежедневная рутина существования отодвигается в сторону, чтобы освободить центр сцены для великих событий. А ее тело будет испытывать голод, уставать, потеть и переваривать пищу до тех пор, пока не опустится последний занавес. В этой мысли для нее заключалось странное утешение, и хотя темнота, сгущавшаяся у порога ее мира, должна была бы отвлечь ее от повседневности, произошло совершенно обратное. Сыр она выбирала куда более привередливо, чем обычно, и перенюхала с полдюжины дезодорантов, прежде чём нашла устраивающий ее аромат.

Покончив с покупками, она поехала домой по деловито гудящим улицам, размышляя по дороге о Целестине. Раз Оскар не желал ей помогать, ей придется искать поддержки у кого-нибудь другого, а так как круг людей, которым она могла довериться, был очень узок, то выбор надо было делать между Клемом и Милягой. Конечно, у Примирителя много своих дел, но после обетов вчерашней ночи оставаться всегда вместе, делиться всеми страхами и видениями - он безусловно поймет ее желание освободить Целестину, хотя бы для того, чтобы положить конец этой тайне. Она решила рассказать ему о пленнице Роксборо при первой же возможности.

Когда она вернулась, дома его не оказалось, но это ее совершенно не удивило. Он предупредил ее, что будет уходить и возвращаться в самое разное время - разумеется, подготовка к Примирению требовала этого. Она приготовила кое-какой ленч, но потом решила, что пока еще не проголодалась, и отправилась наводить порядок в спальне, которая так и стояла неприбранной после ночной оргии. Расправляя простыни, она заметила, что в них угнездился крохотный жилец - осколок синего камня (она предпочитала думать о нем, как о яйце), который раньше лежал в одном из карманов ее разорванной в клочья одежды. Вид его отвлек ее от уборки, и она присела на край кровати, перекладывая камешек из одной руки в другую с мыслью о том, не сможет ли он перенести ее - хотя бы ненадолго в темницу Целестины. Конечно, жучки Дауда его сильно обглодали, но ведь и когда она впервые обнаружила его в сейфе Эстабрука, он был всего лишь фрагментом большей по размеру скульптуры, и тем не менее это не лишало его магических свойств. Сохранил ли он их до сих пор?