Пятый доминион - Баркер Клайв

- Во всяком случае, поездка будет легкой, - сказала Юдит.

- А мы куда-то едем?

Она объяснила ему, и он пришел в полный восторг.

- Мне нравится ездить за город, - сказал он. - Полная свобода, и никого не трахает, чем ты занят!

- Для начала, давай постараемся вернуться живыми, - сказала она. - Он на нас рассчитывает.

- Никаких проблем, - весело воскликнул Понедельник и обратился к Клему. - Слушай, присматривай за нашим Боссом, о'кей? Если что не так, всегда можно позвать Ирландца и остальных.

- А ты сказал им, где мы? - спросил Клем.

- Не бойся, они не завалятся сюда дрыхнуть, сказал Понедельник. - Но я лично так понимаю: чем больше друзей, тем лучше. - Он повернулся к Юдит. - Я тебя жду, - сказал он и вышел на улицу.

- Мы не должны задержаться больше чем на два-три часа, - сказала Юдит Клему. - Береги себя. И его.

Она бросила взгляд наверх, но свечи внизу отбрасывали слишком слабый свет, и ей не удалось разглядеть Милягу. Только когда она вышла за дверь, и на улице раздался рев мотора, он обнаружил свое присутствие.

- Понедельник возвращался, - сказал Клем.

- Я слышал.

- Он побеспокоил тебя? Извини, пожалуйста.

- Нет-нет. Так и так я уже закончил.

- Такая жаркая ночь, - сказал Клем, глядя через открытую дверь на небо.

- Почему бы тебе немного не поспать? Я могу постоять на страже.

- Где эта твоя проклятая тварь?

- Его зовут Отдохни Немного, Клем, и он несет свою службу на втором этаже.

- Я не доверяю ему, Миляга.

- Он не причинит нам никакого вреда. Ступай ложись.

- Ты уже закончил с Паем?

- По-моему, я узнал все, что мог. Теперь я должен проверить остальной Синод.

- Как тебе это удастся?

- Я оставлю свое тело в комнате наверху и отправлюсь в путешествие.

- А это не опасно.

- У меня уже есть опыт. Но, конечно, пока я буду отсутствовать, тело мое будет уязвимо.

- Как только решишь отправиться, разбуди меня. Я буду караулить тебя, как ястреб.

- Сначала вздремни часок.

Клем взял одну из свечей и отправился в поисках, где бы прилечь, а Миляга занял его пост у парадной двери; Он сел на пороге, прислонившись к косяку, и стал наслаждаться еле уловимым ночным ветерком. Фонари на улице не работали. Лишь свет луны и звезд выхватывали из темноты отдельные фрагменты дома напротив и бледную изнанку колышущихся листьев. Убаюканный этим зрелищем, он задремал и пропустил целый дождь падающих звезд.

- Ой, как красиво, - сказала девушка. Ей было не больше шестнадцати, а когда она смеялась (этой ночью кавалер часто смешил ее), ей можно было дать еще меньше. Но в настоящий момент на лице ее не было улыбки. Она стояла в темноте и смотрела на метеоритный дождь, в то время как Сартори восхищенно наблюдал за ее лицом.

Он нашел ее три часа назад, разгуливая по ярмарке, которую каждый год проводят накануне летнего солнцестояния на Хэмстедской пустоши, и с легкостью очаровал ее. Дела на ярмарке шли довольно худо - народа почти не было, и когда закрыли карусели, а произошло это при первом же приближении сумерек, он убедил ее отправиться вместе с ним в город - выпить вина, побродить и найти место, где можно поговорить и посмотреть на звезды. Прошло уже много лет с тех пор, как он в последний раз занимался ремеслом соблазнителя - с Юдит был совсем другой случай, - но подобные навыки восстанавливаются быстро, и удовлетворение, которое он испытал, видя, как она уступает его напору, вкупе с приличной дозой вина почти успокоили боль недавних поражений.

Девушка - ее звали Моника - была очаровательной и сговорчивой. Лишь поначалу она встречала его взгляд с застенчивостью, но это входило в правила игры, и он нисколько не возражал против того, чтобы немного поиграть в нее, ненадолго отвлекшись от предстоящей трагедии. При всей своей застенчивости она не отказалась, когда он предложил прогуляться по кварталу снесенных зданий на задворках Шиверик-сквер, хотя и заметила, что ей хотелось бы, чтобы он обращался с ней как можно более нежно. Так он и сделал. В темноте они набрели на небольшую уютную рощицу. Небо над головой было ясным, и ей представилась прекрасная возможность полюбоваться головокружительным зрелищем метеоритного дождя.

- Знаешь, всегда бывает маленько страшновато, - сообщила она ему на грубоватом кокни (Кокни - так называют уроженцев Ист-Энда - восточной (не аристократической) части Лондона и тот жаргон, на котором они изъясняются - прим. перев.). - Я имею в виду, глядеть на звезды.

- Почему?

- Ну... мы же такие крохотульки, верно?

Некоторое время назад он попросил ее рассказать о своей жизни, и она изложила ему несколько обрывков своей биографии: сначала о парне по имени Тревор, который говорил, что любит ее, но потом сбежал с ее лучшей подругой, потом о принадлежащей ее матери коллекции фарфоровых лягушек и о том; как хорошо жить в Испании, потому что все там гораздо счастливее. Но потом, без дополнительных вопросов с его стороны, она сообщила ему, что ей плевать и на Испанию, и на Тревора, и на фарфоровых лягушек. Она сказала, что счастлива, и звезды, которые обычно пугали ее, теперь вызывают в ней желание летать, на что он ответил, что они могут действительно вдвоем немного полетать, стоит ей сказать лишь слово.

После этих слов она оторвала взгляд от звезд и опустила голову со смиренным вздохом.

- Я знаю, чего тебе надо, - сказала она. - Все вы одинаковые. Полетать, хм? Это что, так у тебя называется?

Он сказал, что она совершенно не поняла его. Он привел ее сюда вовсе не для того, чтобы мять ее и лапать. Это унизило бы их обоих!

- А для чего ж тогда? - спросила она.

Он ответил ей своей рукой, слишком быстрой, чтоб она успела ей помешать. Второй по важности акт в жизни человека - после того, что был у нее на уме. Сопротивление ее было почти таким же смиренным, как и вздох, и меньше, чем через минуту, ее труп уже лежал на траве. Звезды в небе продолжали падать с изобилием, знакомым ему по воспоминаниям двухсотлетней давности. Неожиданный дождь небесных светил - дурное предзнаменование того, что должно произойти завтрашней ночью.

Он расчленил и выпотрошил ее с самой заботливой тщательностью, а потом разложил куски по рощице - в освященном веками порядке. Торопиться было некуда. Это заклинание лучше всего совершать в унылое предрассветное время, так что в запасе у него еще несколько часов. Когда же время придет, и ритуал свершится, должны оправдаться его самые смелые надежды. Когда он использовал тело Годольфина, оно было уже остывшим, да и человека, которому оно принадлежало, трудно было назвать невинным. Как он и предполагал, на такую неаппетитную наживку клюнули лишь самые примитивные обитатели Ин Ово. Что же касается Моники, то она, во-первых, была теплой, а во-вторых, прожила еще слишком мало, чтобы успеть стать великой грешницей. Ее смерть откроет в Ин Ово куда более широкую трещину, чем смерть Годольфина, а уж он постарается привлечь сквозь нее такие разновидности Овиатов, которые как нельзя лучше подходят для завтрашней работенки. Это будут длинные, лоснящиеся твари с ядовитой слюной, которые помогут ему показать, на что способен рожденный для разрушения.