Стрелы степных владык - Анна Макина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Итак, оборотень помогает шаньюю уже много лет, даже с риском для себя, ведь охотничий беркут легко мог сломать хребет лисице. Вспомнив одинокие прогулки Модэ по лесу и таинственную смерть двух соглядатаев, посланных следить за ним, Гийюй скрипнул зубами — оказывается, вот в чём дело.
Но тогда получается, что Модэ и впрямь есть за что благодарить лису, и даже все хунну обязаны ей за восшествие на престол сильного правителя, вернувшего народу Ордос.
Придётся уживаться с хули-цзин и закрывать глаза на её хищные привычки. Модэ недаром упомянул человеческие жертвоприношения, они ведь не гнетут его совесть. Так принято издавна, боги и духи требуют жертв, а южане уверяют, что хули-цзин тоже духи — души мёртвых, не нашедших покоя.
Засыпая, Гийюй размышлял уже над тем, куда подевалась настоящая Алтынай, если лиса приняла её облик.
Глава 17. Приобретения и потери
Цветущая страна Динлин-го простиралась от Золотых гор и великой реки Улуг-Хем на западе до огромного озера Бай-коль на востоке. Хунну уже ходили воевать на север, в предыдущие годы они покорили племена цайли и воинственных гяньгуней. Теперь хунну обрушились на динлинов, и те не выдержали натиска. После нескольких сражений, в одном из которых погиб правитель динлинов, те отступили на запад, на левый берег Улуг-Хема.
Необычайно широкая и полноводная Великая река не задержала бы хунну надолго, переправиться через неё можно было с помощью плотов, которые уже начали сооружать. Но, опомнившись, динлины здраво рассудили, что лучше поступиться свободой и имуществом, чем потерять жизни — их новый правитель, брат предыдущего, направил к хунну послов.
Правитель динлинов помнил о судьбе истреблённого рода вождей дунху и потому согласился признать себя и свой народ подданными шаньюя. К этому времени в руки хунну уже попала богатая добыча, и Модэ, посоветовавшись с главами родов, решил принять предложение о мире.
Начались переговоры, посланцы ездили из ставки в ставку. Знавший язык динлинов Гийюй как посол побывал на левом берегу Улуг-Хема, восхитился изобильной степью с голубыми озёрами, плавными очертаниями невысоких холмов, видом синих гор на западе и юге. Теперь он понимал правителя динлинов, обуздавшего свою гордость, чтобы сохранить в целости многочисленные кочевья своего народа на этой прекрасной земле, в сердце Динлин-го.
Настал день, когда на Совете князей в белой юрте правитель динлинов Турдыш, высокий рыжеволосый мужчина средних лет, опустился на колени перед Модэ, склонив голову, поклялся ему в верности, обязался выплачивать дань и посылать под руку шаньюя отряд своих воинов, чтобы тот использовал их по своему разумению.
Лицо динлина побагровело, но он всё-таки выговорил слова клятвы. Модэ ответил, поднял Турдыша с колен и пригласил сесть рядом за пиршественный стол. Они обсудили войну хунну с юэчжами, длившуюся уже несколько лет, и шаньюй обещал, что динлины, которые пойдут с ним на юэчжей, не будут обделены добычей.
Клятву данника следовало скрепить ещё и другим древним способом — заключить брачный союз. Правитель динлинов отдал в жёны Модэ свою дочь Иркене. Это был далеко не первый брак между хунну и динлинами, ведь и бабушка самого Гийюя, жена князя Сюйбу, приходилась дочерью прадеду Турдыша.
От предков динлинов Гийюю достался его большой нос, за который его в детстве дразнили сверстники. Ещё это родство помогло ему в переговорах: узнав, что имеет дело с дальним родичем, Турдыш слегка смягчился и с большей охотой внял совету Гийюя выказать покорность шаньюю.
Когда Гийюй сопровождал Иркене со служанками и родичами из ставки её отца в стан Модэ, он думал, что эта пятнадцатилетняя красавица с её необычной внешностью могла бы отвлечь шаньюя от его яньчжи. Рыжеволосые светлоглазые динлины уже много лет смешивались с черноволосыми смуглыми гяньгунями, а потому круглым лицом Иркене походила на соплеменниц Гийюя, только глаза у неё были зеленовато-серыми, как нефрит из Саян, а каштановые косы отливали бронзой.
Иркене не плакала, держалась с достоинством, подобающим дочери правящего рода, и с любопытством расспрашивала Гийюя о его повелителе, правда ли тот избран богами, простившими ему даже убийство отца.
Улыбаясь, Гийюй рассказывал девушке о шаньюе, предупредив, что ни в коем случае не стоит упоминать о покойном Тумане, дал ещё несколько советов, как вести себя, чтобы хунну побыстрее приняли её как свою. О жёнах шаньюя он рассказывал скупо, но упомянул, что его сестра Чечек добра, и несомненно, тепло примет Иркене. Услышав о том, что шаньюй очень любит своих детей, но, к несчастью, его яньчжи до сих пор не смогла родить, Иркене задумалась.
В ставке Модэ принесли жертвы богам и сыграли свадьбу. На следующий день родичи Иркене уехали. Наблюдавший за прощанием динлинки с родными, Гийюй видел, что она вышла к ним в нарядном голубом платье с широкими рукавами и высоком головном уборе знатной замужней женщины, не плакала, через силу улыбалась, принимая пожелания счастья. Лишь когда родичи сели на коней и отъехали, Иркене протянула к ним руки, словно умоляя не оставлять её. Но она быстро опомнилась, и её руки опустились, будто крылья подбитой птицы.
Гийюй видел, что шаньюю понравилась динлинка, и однажды вечером Модэ добродушно сказал ему:
— Она милая и смелая. Не боялась меня и пообещала, что родит мне много сыновей.
Помедлив, он добавил:
— Но моим наследником станет старший сын. Маленький Гийюй и его братишка Хуханье всегда будут для меня самыми дорогими.
Было отрадно услышать это, и Гийюй поднял чашу с аракой, пожелав повелителю иметь много сыновей, ведь его владения ширятся, и ему потребуются верные помощники. Поблагодарив, Модэ задумчиво произнёс:
— Милостью богов и предков, твои пожелания сбудутся. А ещё надеюсь, что мои сыновья вырастут преданными и любящими, ведь я не собираюсь обманывать их доверие и приносить в жертву кому бы то ни было.
Слова тут не требовались. Модэ с Гийюем налили себе ещё и молча осушили чаши.
Войско хунну вернулось домой в начале осени, везя добычу и гоня стада скота. На этот раз пленников было мало: большинство попавших в руки хунну динлинов выкупили их соплеменники.
Возвратившихся встретили с радостью, хотя дома не всё оказалось благополучно. По кочевьям распространялась странная болезнь. Поражённый ею человек слабел, жаловался на головную боль, у него поднимался жар, вздувался живот и начинался понос. Лихорадка усиливалась, больной в жару начинал бредить и задыхаться, впадал в беспамятство. Так могло продолжаться до десяти
