Стрелы степных владык - Анна Макина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Уже в сумерках Гийюй вернулся в становище, узнал, хорошо ли устроили его людей, и упал на постель, тут же забывшись
На следующий день, сидя у постели бредящей жены, он думал, не лучше ли ей умереть, не узнав о гибели детей. Ему тяжело, словно у него отгрызли кусок сердца, а ей будет ещё хуже. Впрочем, пусть решают боги.
Узнав о смерти сестрёнки Жаргал и её матери, Айана и Тимир тоже плакали. Мальчик крепился, пока Гийюй не сказал ему:
— Оплакать родных не стыдно, сынок. А ваша мать выздоровеет, милостью Неба.
Перед отъездом он попрощался с Чечек, и та тоже разделила его скорбь. Ещё в порыве отчаяния сестра рассказала, как Модэ со своей яньчжи приходили к ней, просили провести ритуал над младенцем, чтобы защитить его, и как она отказалась.
— Как я глупа! Алтынай колдовала над старшими детьми, и никто из них не заболел. Если бы я тогда отдала малыша, он был бы теперь жив. Я виновата, брат, виновата! О, мой бедный сыночек!
Что тут можно было сказать? Гийюй молча гладил по голове приникшую к нему сестру и вспоминал слова Модэ «Утешь её — я не могу».
* * *
Когда Гийюй вернулся в ставку, шаньюй уже справился со своим горем и выглядел как обычно. Модэ сразу догадался, что случилось, спросил и выслушал, похлопал Гийюя по плечу и отпустил.
Вскоре шаньюй вызвал Гийюя к себе вновь и дал новое поручение. Дела позволяли забыться, хотя осенний холод навсегда поселился в груди, заполнив жуткую пустоту внутри.
Надо было скакать к границе, куда приехало новое посольство с юга, встречать и провожать южан в ставку. Опять пришлось ехать от кочевья к кочевью, в каждом из которых слышались рыдания людей, потерявших близких.
Довелось наткнуться на становище, где вымерли все, и отряду Гийюя пришлось хоронить разлагающиеся трупы.
Послы расспрашивали об ужасном моровом поветрии, унёсшем множество жизней, сочувствовали и боялись заболеть сами.
В ставке послы передали шаньюю дары и приветствия от самого императора Лю Бана. Император выражал желание жить в мире с северными соседями, и Модэ отвечал столь же вежливо, мол, хунну тоже не хотят войны. Получив подарки для императора, меха, лошадей, нефрит из страны динлинов, послы уехали. Гийюй опять проводил их до границы.
Моровое поветрие утихало. Из-за него большая осенняя охота была не столь многолюдной, как в прежние годы. Болезнь пощадила Модэ и самого Гийюя, хотя тот и мечтал о смерти. Надо жить дальше.
По приказу Модэ, Гийюй привёз в ставку Чечек с детьми и свою жену Сайхан с пасынками. Исхудавшая жена Гийюя еле ходила, порой заговаривалась, у неё всё валилось из рук. Тимир переболел, но выздоровел, а вот старших детей шаньюя болезнь не коснулась.
После возвращения Чечек в ставку, Модэ заходил к ней раз в семь дней, ужинал, сухо беседовал с ней о детях и уходил, не оставаясь на ночь. Поползли слухи о том, что шаньюй гневается на Чечек.
Гийюю донесли, что третья жена повелителя, молоденькая Иркене, позволяет себе насмехаться над постаревшей и подурневшей Чечек. Он стал уговаривать сестру помириться с мужем — та согласилась.
Чечек пришла в юрту шаньюя и упала перед мужем на колени, умоляя простить её. Глядя на её покорно склонённую голову, Модэ думал, что в интересах детей лучше жить в мире с их матерью. Он поднял всхлипывающую Чечек и велел ей просить прощения у его яньчжи. После этого он обещал вернуть Чечек своё расположение, и ей пришлось пойти на поклон к Алтынай.
Позже Чечек рассказывала Гийюю:
— Она повела себя со мной на удивление мягко. Не стала злорадствовать, подняла, усадила рядом и сказала, что из любви к Модэ она дарует мне прощение и просит помнить, что дети шаньюя дороги ей, потому что это его плоть и кровь. Алтынай благородна. Может, и Модэ здоров только благодаря ей.
Как и брат, Чечек понимала, что умри Модэ сейчас, его преемник не оставил бы в живых её сына.
— Хорошо, что всё обошлось вот так, — выдавил из себя Гийюй.
Он злился оттого, что сестре пришлось стоять на коленях перед оборотнем, но вдруг лиса и впрямь любит повелителя. И если бы не она, Чечек могла лишиться и других детей.
* * *
Близилась зима. Однажды днём Гийюй возился со своим боевым конём, чистил, расчёсывал и подстригал гриву. Из-за юрты в отдалении послышался встревоженный голос одного из подчинённых:
— Господин гудухэу! Господин Гийюй!
Велев рабу закончить работу, Гийюй пошёл на зов. Его человек торопливо сказал:
— Унур вернулся с юга с вестями. Говорит, срочные.
У входа в юрту стоял и жадно пил один из тех лазутчиков, кого Гийюй посылал в столицу империи к старому Ли Сяню. Напившись, широколицый Унур вытер рот, усы, поклонился и хрипло произнёс:
— Господин, у меня важные вести.
Пройдя вслед за Гийюем в юрту, Унур выпалил:
— Император собирает армию, чтобы пойти войной на нас. В столице говорят, что у него будет не меньше трёхсот тысяч воинов, а может, и больше. На городских рынках подешевели рабы, торговцы ждут, что император приведёт много пленных.
Переведя дух, Унур добавил:
— Болтают, что послы императора своими глазами убедились — из-за морового поветрия хунну ослабели.
Примечания:
Золотые горы — это Алтай, Улуг-Хем — Енисей, Бай-коль — озеро Байкал. Государство Динлин-го располагалось на территории современной Хакасии и сопредельных землях.
Глава 18. Война с империей
Из ставки шаньюя во все стороны поскакали гонцы — Модэ призывал предводителей родов на совет. Когда князья собрались в белой юрте шаньюя, Гийюй подумал, что половина из них не присутствовала на советах в год смерти покойного Туманя. Их предшественников унесли войны и болезнь.
Лишь старый глава рода Хуань, уже с трудом садившийся на коня, помнил тот давний совет, на котором приняли решение покинуть Ордос, спасаясь от огромной армии Мэн Тяня. Сейчас хунну угрожала армия едва ли не большая.
Сидя на своем войлочном престоле, Модэ приветствовал князей и коротко рассказал им про два посольства от южан, затем кивнул стоявшему у дверей Гийюю. Тот сообщил о том, что император готовится пойти войной на хунну, собирает трёхсоттысячное войско.
— Люди Хань Синя высмотрели, что у нас творится, и передали своему повелителю, что моровое поветрие ослабило нас. А император прислал своих
