Вторжение - Иван Валерьевич Оченков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но вернуться в укрепленный лагерь, сегодня им было уже не суждено. По освещенной ракетными выстрелами степи, уже неслась конная лава, вскоре захлестнувшая отступавших. На растерявшихся солдат со всех сторон обрушивались удары шашек и пик. Лишь немногие пытались отстреливаться и отбиваться штыками, но врагов оказалось гораздо больше, и скоро все было кончено.
Переполошившиеся союзники бросились заряжать пушки и даже несколько раз пальнули в сторону откуда как им казалось исходила неясная угроза и шли подозрительные передвижения. Однако наученные горьким опытом казаки старались не приближаться к противнику на картечный выстрел, а потому артиллеристы не добились никакого успеха.
Ракеты тем времени продолжали падать на встревоженный лагерь, заставляя и без того испуганных людей вжимать головы в плечи и молиться всем известным богам. Затем одна из них разорвалась прямо в загоне для купленных у татар лошадей, после чего те, как и предсказывал Тацына, взбесились. Сломав ограждающий их плетень из тонких жердей, обезумевшие животные вырвались на волю и принялись носиться по лагерю, успев покалечить своими копытами несколько солдат, пока их не пристрелили. Тем не менее, вскоре окончательно проснувшиеся офицеры сумели-таки навести среди своих подчиненных порядок.
На сей раз для атаки обнаглевшего противника было назначено сразу два батальона из состава 7-го линейного полка 1-й дивизии, еще недавно подчинявшейся лично Канроберу, при поддержке легкой полубатареи.
— Мой генерал, мы готовы! — доложил главнокомандующему полковник Тройю.
— Выступайте, — кивнул тот.
— Но мы не знаем численности противника, — тщетно пытался воззвать к разуму генерала один из штабных. — Быть может, там вся русская армия!
— Черта с два, — возразил полковник. — В свете ракет видны небольшие отряды вражеской кавалерии. Им удалось застигнуть врасплох шассеров, но с линейцами этого никогда не случится. Мы будем готовы.
— А артиллерия? Я ясно видел залп не менее чем полутора десятков пушек.
— Фурье, вы хотите, чтобы эти варвары безнаказанно обстреливали мой лагерь? — топая ногами от злости, закричал на штабного Канробер.
— Нет, мой генерал, но…
— Так что вы предлагаете?
— Давайте ответим им той же монетой. У нас ведь тоже есть ракеты!
— Будь мы в Африке, я бы с вами согласился. Арабские кони до ужаса боятся этих шипящих и взрывающихся штук. Но это русские, и их так просто не запугать. Кроме того, у них, как вы сами изволили заметить, есть артиллерия и я вовсе не желаю, чтобы она присоединилась к обстрелу. Вперед Тройю, я очень на вас рассчитываю.
— Слушаюсь мой генерал! Да здравствует император!
Два готовых к бою линейных батальона это серьезно. Доведись Тацыне встретиться с ними при свете дня, он бы не раздумывая приказал своим казакам отступать. Но только не сейчас…
Завидев нового противника, командиры приданных казакам батарей сами приказали заряжать орудия ядрами. И как только поблескивающие в темноте штыками французы приблизились, произвел первый залп. Выпущенные с близкой дистанции чугунные шары прыгая и отскакивая от земли, влетели в плотные шеренги, калеча всех на своем пути.
Вероятно, это было не лучшим решением, поскольку выдержавшие удар французы лишь ускорили шаг и плотнее сплотили свои ряды. Следующий залп был уже ближней картечью [1], выкосившей передние шеренги атакующих, но и он не смог остановить порыв гальской ярости. Но прежде чем волна атакующих захлестнула позиции русских артиллеристов, между ними оказались спешенные донцы из двух сотен прикрытия.
Так уж сложилось, что казаки издавна покупали оружие за свой счет. И потому большинство их ружей помнили еще времена нашествия Бонапарта и оставались кремневыми. Но сейчас это не имело особого значения, поскольку после первого же нестройного залпа дело дошло до белого оружия. И тут в тесноте и темноте преимущество оказалось на стороне вертящихся как черти донцов.
Тем не менее, силы противников были несопоставимы, и когда казалось, что французы вот-вот одержат верх, на их фланг снова обрушились конные казачьи сотни. Тацына лично повел донцов в атаку и первым врубился во вражеские ряды, топча ненавистных ему французов конем и пластая саблей. Те в ответ пытались заколоть его штыками или стащить с лошади, но верткий как вьюн полковник оказался для них слишком крепким орешком. И вскоре не выдержавшие натиск линейцы, потеряв своего командира и многих офицеров, начали в беспорядке отступать.
На сей раз русские не стали их преследовать, а подобрав своих убитых и раненых, растворились в окружающих степях. Не забыв, разумеется и артиллерию.
Как сказал некогда один мудрец — все хорошее когда-нибудь заканчивается. Кончились и ракеты у Щербачева. Быстро подобрав треноги, его подчиненные погрузили их на спины вьючных лошадей, после чего батарея спешно покинула свою позицию.
Уже светало, когда их нашел довольный как объевшийся жирной сметаны кот, полковник.
— Молодец! — похвалил он вымотавшегося за ночь поручика. — Нагнал страху на лягушатников!
Не знавший что ему ответить артиллерист просто пожал плечами, дескать, мы старались…
— А это у тебя что? — показал на порванный эполет Тацына.
— Даже не знаю. Может пулей зацепило…
— Не ранен? — Проявил необычное для него беспокойство о подчиненном казак.
— Нет. Вроде бы… — ощупал плечо поручик.
— Вот и славно, а то лекарей у нас нет, — усмехнулся Тацына, после чего перешел к делу. — Ракет много осталось?
— Никак нет, — вздохнул Щербачев. — Все выпустили…
— Чего же вы ждете? — изумился казак. — Ну-ка бегом в арсенал или где там они еще есть! А то завтра французов и угостить нечем будет!
— Вы собираетесь следующей ночью устроить такое же нападение?
— Нет, — покачал головой сразу посерьезневший полковник, после чего доверительно наклонившись к молодому офицеру вздохнул. — Мне бы старому дурню сразу казаков отвести. Порубали две роты и будет. Так нет же…
— Большие потери? — сообразил, наконец, поручик, но собеседник, как будто устыдившись проявленных чувств, не стал больше разговаривать, а просто
