Биология и Буддизм. Почему гены против нашего счастья и как философия буддизма решает эту проблему - Евгений Викторович Бульба
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как мы видим, чайник Рассела не соответствует ни одному критерию. Наверное, путем махинаций с числами можно найти доказательства чайника, можно даже в телескоп увидеть что-то похожее на игру теней от чайника и утверждать, что он где-то есть.
Попробуем прогнать по критериям еще один простой пример – первобытный экспериментатор понял, что интенсивным трением двух палочек можно добыть огонь. Для будущего человечества этот безвестный ученый сделал больше, чем Аристотель, Декарт, Ньютон и Эйнштейн, вместе взятые. Было ли то научным событием?
Итак, наш экспериментатор обнаружил, что от трения предметы нагреваются, и сообразил, что если интенсивно тереть легковоспламеняющиеся палочки, то они могут загореться – эксперимент спланирован, он повторяем, объективен, полезен. Для его объяснения достаточно знания того, что от трения температура повышается – без привлечения дополнительных идей (бритва Оккама), что огонь можно добывать повышением тепла – связь с предыдущей теорией о том, что огонь (тепло) может усиливаться (критерий соответствия), также замечено, что влажные палочки не загорятся и не все сорта древесины подходят (фальсифицируемость). Ответ: да! Это наука. Даже если первобытные исследователи не догадывались о том, что когда-нибудь их деятельность опишут с помощью умозрительных критериев.
Шаман племени наверняка был против: огонь дается богами во время лесных пожаров. Он живой – его нужно охранять и кормить вовремя. Он несет в себе дыхание предков и если потухнет, то предки перестанут защищать племя. Такова версия происхождения огня, принятая всеми соплеменниками. Открыв новый способ добычи огня, наш гений убил веру в то, что огонь – живое воплощение душ предков. Мы не знаем, скольких выдающихся ученых казнили в доисторические времена за богохульные открытия. Зная свирепость, с какой мракобесы всех времен расправлялись с людьми, несущими прогресс, можно только догадываться, какие драмы разыгрывались в те давние времена.
Разобравшись в том, что собой представляет научный подход, мы можем сказать, что буддизм и наука как минимум сходны в том, что основой поиска реальности является поиск того, что нереально. Также Дхарма и наука созвучны в том, что в основе нашего развития лежит сначала обучение, а затем исследование и анализ опыта.
Наука предлагает нам путь знания – изучения и осмысления истинного положения дел. Выяснив эволюционные причины своего поведения, мы в состоянии управлять запрограммированными механизмами, чтобы не страдать от последствий – зависимости от еды, секса, статуса, вредоносных эмоций… Осознавая и анализируя свое поведение, вооружившись буддийской философией, чтобы заметить, как мы производим причины будущих страданий, мы можем работать над их искоренением.
Бунт
Если бы вдруг нам удалось, сдернув покров, обнажить истинную суть человека, что открылось бы нашему взору? По душе ли пришлось бы нам это зрелище? А еще лучше спросить: действительно ли мы хотим это знать?[98]
Эдвард Уилсон
Наиболее часто встречающееся возражение, высказываемое в связи с постулатами Четырех благородных истин: «Почему же не всем очевидно, что мы живем в напряжении, в беспокойстве, в неудовлетворенности? Ну а даже если и так, то, может, это нормально?»
В ответ в голову приходит следующее: преступники, проводившие долгие годы в заключении, не знают, как жить на свободе. Они не понимают, что такое свобода, как прокормиться, как правильно вести себя в этом большом мире, где все так непривычно… И зачастую целенаправленно возвращаются за решетку, идут на показное мелкое преступление, лишь бы не оставаться на свободе. А теперь давайте представим ребенка, который родился в тюрьме (допустим, его родители – преступники), и он все детство провел там.
Во-первых, он не знает, что он за решеткой.
Во-вторых, даже если ему докажут, что тюрьма – это еще не весь мир, он все равно не знает, есть ли выход и где он.
В-третьих, даже если ему расскажут, что тюрьма – это не единственный способ бытия и побег возможен, он не знает, что такое свобода, на что это похоже и что с этим делать.
И в‑четвертых, если он все-таки затоскует по свободе, то как именно сможет сбежать?
Может ли быть так, что мы все родились и продолжаем жить за решеткой? И только иногда получаем весточки из внешнего мира. И догадываемся, что границы нашей жизни – это еще не весь, а именно ограниченный мир и есть другой – большой… Иногда смотришь на то, как мы, люди, живем, к каким целям стремимся, что чувствуем, какие ценности у нас превалируют, какие мотивы нами движут, и думаешь: «Да, возможно… Даже очевидно! Мы действительно живем за решеткой!»
Современный человек живет в искусственном мире. Любой горожанин погружен в среду, которая создана другими людьми. Мы не живем в пещерах и не питаемся ягодами, кореньями и мясом диких животных. Мы живем в отапливаемых домах, носим синтетическую одежду и питаемся полуфабрикатами. У такой жизни есть цена – часть из этих искусственных вещей оказываются вредны для здоровья. Отсюда родился стереотип о том, что естественное полезно для здоровья – лесной воздух, парное молоко, простая еда, жизнь в домах из натурального дерева… Все перечисленное действительно полезно, однако нельзя ставить знак равенства между природным и полезным, так же как и между искусственным и вредным. Этот стереотип, возможно, мог бы существовать, если бы современный человек был приспособлен к жизни в естественных условиях, однако на планете почти не осталось мест, где можно выжить в естественной среде, и современный человек очень отличается от своего предка, жившего в пещерах. У нас совершенно нет способности терпеть холод, голод и антисанитарию, которые неизбежны, попробуй мы вернуться в пещеры.
Предпочтение «природного и естественного» далеко не ново, нам может казаться, что оно появилось недавно, в век искусственных материалов и продуктов глубокой переработки. Однако это вовсе не так. Николай Лесков в очерке «Загон», изданном в позапрошлом веке, описывает несколько комичных примеров приверженности естественному. Пример: люди жили в курных избах и отказывались переселяться в каменные чистые дома. Один из аргументов заключался в том, что натуральная сажа, покрывавшая стены домов, обладала