Князь из десантуры - Тимур Максютов

Приходилось спать урывками и насмерть торговаться за каждую медную монетку, зато дело пошло: в таверне постоянно толпились жаждущие матросы купеческих кораблей и скользкие типы с бегающими глазками; по вечерам заглядывали перехватить кувшинчик пива уставшие приказчики с рынка; в специальном помещении для чистой публики солидные купцы неспешно обговаривали сделки. Были и тайные комнаты, которые Юда сдавал в аренду женщинам воздушного поведения. Теперь в тёмных коридорах корчмы можно было встретить мастериц постельных утех с лицами, покрытыми толстым слоем дешёвой пудры: приходилось маскировать шрамы морщин, полученные в тяжких сражениях за платное наслаждение…

Вот и сегодня жидовин встал до рассвета, проводил с поклонами аланских караванщиков, потом поругался с продавцом прогорклой муки и надавал подзатыльников сонному поварёнку:

– Куда ты сыпешь столько муки, или у тебя трясутся руки? Воды побольше, тесто воду любит!

– Хозяин, в прошлый раз вы говорили, что пиво воду любит, – пробурчал мальчишка и получил ещё пару затрещин за болтливость.

Запыхавшийся Юда вышел проветриться за ворота на мощённую булыжником улицу (привратник сразу выкатил колесом чахлую грудь и приобрёл бравый вид). Камень ещё помнил ночную прохладу, здесь было легче дышать, чем в чадной кухне, но солнце уже стремительно карабкалось в зенит и набирало силу. Жидовин разглядел приближающихся Синих Платков, расплылся в счастливой улыбке: постояльцы платили щедро и жили вторую неделю. Широкоплечий главарь ловцов удачи хмыкнул:

– Юда, что ты лыбишься, как кот, сожравший крынку сметаны? Или наконец-то нашёлся достойный жених для твоей Хаси?

– Ай, уважаемый, разве же эти местные шлемазлы могут составить козырной марьяж? Я просто рад видеть такого славного богатыря, чтоб вы были здоровы!

– Вели истопить баню и накрыть стол в задней комнате, да пива и вина не жалей. Только не вздумай притащить, как в прошлый раз, этот поганый уксус, которым можно лечить косоглазие.

– Ой, да уж хватит вспоминать, просто поварёнок перепутал кувшины по глупости.

Вожак Синих Платков не ответил: он внимательно смотрел на вышедшую из корчмы Хасеньку. Девушка удивительно похорошела, щеголяла в новеньких сапожках, а её румяные щёчки были похожи на весенние цветы. Хася посмотрела на разбойников, ойкнула и покраснела ещё больше. Глаза главаря потеплели, и он не сразу услышал, что говорит ему жидовин.

– Таки спрашиваю снова: будете обмывать удачную покупку?

Юда кивнул на двух рослых рабов. Вгляделся и ахнул:

– Господь Саваоф! Это же тот самый рыцарь-франк, а с ним – рыжий витязь, выигравший в честном бою чудесного золотого коня! Но почему они в оковах, словно преступники или рабы, они же ваши…

– Тсс! Тихо, – перебил широкоплечий, оглядываясь по сторонам, – быстро проводи нас внутрь, да зови кузнеца – надо снять цепи.

В тёмном помещении главарь запалил свечу. Торопливо содрал платок с головы, обнажив соломенные волосы. Повернулся к рабам, раскинул руки, чтобы обнять:

– Братишки, вы живы! Господи, как я счастлив!

Анри ахнул, а Димка почувствовал, как комок закупорил горло – перед ними стоял давно пропавший Хорь.

Глава десятая. Не раб, но воин

Нет большего наслаждения, чем после жаркой бани смаковать холодное вино, чувствуя, как каждая клеточка избитого, усталого тела пищит от удовольствия. Сняты осточертевшие оковы; брадобрей подстриг бороды и волосы, наложил чудодейственную прохладную мазь на раны и кровоподтёки. Откинувшись на прохладную глиняную стену, слушать рассказ исчезнувшего и так вовремя появившегося друга, волшебным образом избавившего тебя от ужасов рабства…

Хорь и десяток бежавших из монгольского войска бродников во главе с Ведмедем смогли добраться до крымской Согдеи, чудом миновав сторожевые заставы. Случайно увидели на рынке старого знакомца – жидовина из Шарукани. Напуганный нежданной встречей, Юда пробормотал:

– Таки вы нынче главная знаменитость, богатырь Хорь! Такое счастье, что уж не знаю, как вы теперь его унесёте.

– Темнишь, жидовин. В каком смысле? – удивился бродник.

– В самом таком смысле, что уже три дня глашатаи на всех рынках Согдеи кричат о вас и ваших спутниках, будто их разыскивают эти самые монголы. Но что-то подсказывает старому Юде: не для того, чтобы угостить варёной бараньей головой, а вовсе наоборот, чтобы оттяпать головы вам.

Жидовин спрятал беглецов и подсказал Хорю притвориться Синими Платками – и лица можно закрыть, и любопытных отвадить. А о первоначальном плане – наняться охранниками к купцам – пришлось забыть. Какие теперь охранники из преступников, которых повсюду разыскивают?

Первую неделю бродники отсиживались в корчме, но потом заскучали и начали делать вылазки, предварительно переодевшись в соответствии с новым образом: одежду купил, конечно же, Юда на деньги, выданные Хорём.

Вот во время такого выхода в свет бродник и увидел, как его побратимов продают с помоста на рынке рабов.

Анри, приступивший ко второму кувшинчику вина, сказал:

– Ты поступил, как настоящий рыцарь, мой брат. Теперь я – твой должник на все времена. Но всё же я жду рассказа о том, почему ты так таинственно исчез из дворца гранд-дюка Мстислава. Мы с Дмитрием обошли в Киеве все тюрьмы и притоны в поисках тебя; ещё немного – и начали бы вскрывать старые могилы. Мы не знали, что и думать о столь печальном происшествии!

Хорь вздохнул:

– Я виноват перед вами, друзья. Звон чужого золота заглушил тихое сопение моей совести. Когда ты, Анри, рассказал о сундуке вашего главного тамплиерского боярина, или как его там, я сразу понял, что речь идёт о хабаре, который мы взяли с боем вместе с Плоскиней, напав на купеческий караван год назад. Тогда бес попутал меня в первый раз: я выкрал добычу, сбежал от бродников и спрятал ларец в одном укромном месте, а сам схоронился у половцев, поступив на службу к Тугорбеку. Думал, когда всё уляжется, забрать богатства и уж тогда погулять от души. Но ватаман искал меня по всей степи, а потом дело запуталось ещё больше: сначала появился Дмитрий, после Анри, потом мы едва ушли от разбойников Плоскини и Калояна. А в Киеве, после рассказа франка, я понял, что не видать мне сундука с золотом. Бес попутал меня во второй раз, и я снова сбежал. Простите меня, братья!

Франк покачал головой:

– После того, как ты спас нас от верной смерти, какие могут быть сомнения в твоём благородстве? Кроме того, ты ведь не шевалье, вся прошлая жизнь приучала тебя стремиться к обогащению способами, не всегда принятыми среди высшего сословия. Хотя, положа руку на сердце, должен заметить: я видел многих кавалеров, баронов и даже князей церкви, которым блеск золота затмевал глаза и заставлял забывать о божьих заповедях! Но теперь, когда всё позади, я с нетерпением жду возможности скакать рядом с тобой к тому тайному месту, где спрятана главная реликвия моего ордена.

Молчавший до сих пор Ведмедь хмыкнул. Хорь огорчённо сказал:

– Не придётся никуда скакать, брат Анри. Я выкупил вас из рабства за золото, которое было в ларце тамплиеров. Но самого ларца, как и иконы Спасителя, нет.

Мне пришлось разрубить и сжечь их, чтобы спасти свою жизнь. Ты поторопился, когда сказал, что у тебя нет ко мне притязаний.

Франк вскрикнул и закрыл лицо ладонями.

Все неловко молчали, слушая глухие рыдания храброго воина, которого не могли заставить плакать ни смерти боевых товарищей, ни тяжкие раны и немыслимые испытания.

Хорь не выдержал, тоже вытер глаза:

– Коли бы я знал, что мой брат будет так сокрушаться, то лучше остался в том подземелье навсегда…

Дмитрий подошёл, положил руку на плечо бродника:

– Не кори себя, Хорь. Господь дал тебе возможность спастись, пусть и ценой своего образа и тамплиерской реликвии – значит, рассчитывает на тебя в будущем. Одно доброе дело ты уже сотворил – спас меня и Анри.

Наконец, де ля Тур вытер слёзы и спросил твёрдым голосом:

– Всё погибло, брат Хорь? И записи, и сам сундук, бронзовые львиные лапы-ручки, и медные листы, которыми он был обит изнутри?

– Да, – горько сказал бродник, – сундук я разрубил на щепки и сжёг, как и записи. А медь и бронзу забрал, они в моей седельной сумке, всё же металл, ценность, хотел продать. Нет мне прощения!

Анри вскочил и радостно закричал:

– Как прекрасна твоя жадность! Так что же ты меня пугаешь, балбес! Веди скорее меня туда, где эта твоя сумка.

Если бы у тварей божиих существовали летописцы, то лето 1223 года от Рождества Христова навсегда осталось бы в памяти птиц и зверей, как Золотой Век. Девять десятых русского войска полегло ради этого праздника обжорства…

Вороны объедались так, что не могли взлететь, и только сидели чёрными раздутыми шарами, с трудом разевая измазанные свернувшейся кровью масляные клювы. Орлы всё реже маячили в небе – искать добычу не было резона, вся степь стала пиршественным столом, богатым лошадиными и человеческими трупами.