Неудавшаяся империя: Советский Союз в холодной войне от Сталина до Горбачева - Владислав Зубок

«Наша поездка в Женеву, — вспоминал позднее Хрущев, — еще раз убедила нас в том, что никакой предвоенной ситуации в то время не существовало, а наши вероятные противники боялись нас так же, как мы их». Кремлевские правители пришли к выводу, что новая советская политика поколебала в американцах чувство абсолютного превосходства и вынудила их сесть за стол переговоров. Осознание того, что военная угроза отступила, подбодрило Хрущева и его коллег. Вместо первоначального осторожного курса они начали искать возможности для контрнаступления в холодной войне с Западом — особенно за пределами Европы и других основных театров «военных действий». Уже осенью 1955 г. кремлевское руководство обнаружило на арабском Ближнем Востоке новый плацдарм для такого наступления.

Новые радикальные союзники 

Сталину в свое время не удалось создать плацдарм для советского влияния на Ближнем Востоке. В январе 1953 г., в разгар «дела кремлевских врачей», Сталин разорвал дипломатические отношения с Израилем: вероятно, он планировал тогда использовать миф о «сионистском заговоре» как повод для развязывания в стране крупномасштабной чистки{446}. С 1949 по 1954 г. советская политика на Ближнем Востоке исходила из посылки, что в арабских странах, равно как и в Турции и в Иране, правят реакционные режимы, которые являются пешками в борьбе между англичанами и американцами. Отдельные советские специалисты и дипломаты видели, что в арабских странах есть силы, которые противились американским попыткам создать антисоветский блок в этом регионе, однако никто не решался противоречить официальной линии. После смерти Сталина отношение советского руководства к режимам в арабских и других ближневосточных странах не изменилось. В дипломатических письмах и конфиденциальных меморандумах, адресованных Президиуму ЦК, руководители Египта — генерал Мухаммад Нагиб и сместивший его с поста премьер-министра генерал Гамаль Абдель Насер — назывались не иначе как «врагами Советского Союза» и даже «фашистами», несмотря на то что они стояли за неприсоединение к каким-либо блокам в холодной войне. Согласно анализу, представленному Комитетом информации при МИД СССР в марте 1954 г., Насер, пользуясь тем, что англичане с опаской относились к вероятному улучшению отношений Египта с Советским Союзом, шантажировал их, домогаясь контроля над Суэцким каналом{447}. Исходя из такой установки, в 1953 г. Москва отвергла заигрывания иранского премьер-министра Мухаммада Моссадыка с Советским Союзом и, возможно, упустила шанс наладить отношения с этой страной{448}.

Соперничество с Молотовым, а также стремление добиться впечатляющих успехов на международной арене побудило Хрущева и его сторонников взглянуть на Ближний Восток, где в политических и военных кругах арабских стран зрели антизападные и антиимпериалистические настроения, по-другому. В июле 1955 г., сразу же после сокрушительной критики Молотова на партийном пленуме, Президиум ЦК направил секретаря ЦК КПСС Дмитрия Шепилова, одного из фаворитов Хрущева, на арабский Ближний Восток — прозондировать почву. Шепилов встретился в Каире с Насером и пригласил его посетить Москву. Кроме того, он завязал дружеские отношения с главами других арабских государств, которые отказывались примыкать к западным блокам. Шепилов вернулся в Москву с Ближнего Востока в полной уверенности в том, что арабский регион весьма перспективен для «мирного наступления» против западных держав. По случайности Андрей Дмитриевич Сахаров и другие создатели ядерного оружия были приглашены на заседание Президиума именно в тот день, когда там шло обсуждение доклада Шепилова. Один из партийных чиновников, выйдя из зала Президиума в комнату, где дожидались физики, объяснил им, что руководители обсуждают решающую перемену принципов советской политики на Ближнем Востоке: «Вопрос чрезвычайно важный. Отныне мы будем поддерживать арабских националистов»{449}. В то время, когда советская политика в Европе и на Дальнем Востоке достигла стратегических пределов, на Ближнем Востоке для нее открылись новые горизонты. Это вскружило головы кремлевских лидеров и способствовало росту революционно-романтических, а зачастую просто шапкозакидательских настроений.

Результаты такого поворота не заставили себя долго ждать. Вялые переговоры между Египтом и Чехословакией о продаже вооружений внезапно завершились сделкой, и в Египет с Сирией хлынул поток оружия советского образца и чехословацкого производства. Москва поставила Египту полмиллиона тонн нефти и согласилась передать ему технологию развития атомной энергетики. Западные и особенно израильские политики публично и по дипломатическим каналам выражали глубокую озабоченность подобными действиями советских властей{450}. Между Москвой и Западом начиналась борьба за арабский Ближний Восток: в течение последующих двух десятилетий это противостояние вызовет беспрецедентную гонку вооружений в регионе и станет причиной трех войн. Первоначально в Москве праздновали победу, поскольку новая политика Кремля сорвала планы Запада по «сдерживанию» Советского Союза, окружив его кольцом блоков и баз на южных рубежах. Но со временем, поскольку СССР начал вкладывать в арабских партнеров значительные средства, Египет и Сирия превратились для советского руководства в дорогой стратегический ресурс, терять который, как и в случае с ГДР, Кремль не мог себе позволить ни в коем случае. Советская ближневосточная политика началась в 1955 г. как геополитическая игра, но в итоге стала одним из факторов, который привел к перенапряжению советской империи в 1970-х гг.

В то время как СССР готовился к прорыву на Ближнем Востоке, советское руководство стремилось укрепить союз с коммунистическим Китаем. Советско-китайские отношения по-прежнему оставались одним из ключевых аспектов внешней политики Кремля. После того как СССР заключил союз с Китаем в феврале 1950 г., его внешняя политика стала напоминать двуглавого орла с герба Российской империи, глядящего и на Запад, и на Восток. После смерти Сталина лидеры Кремля больше не могли, да и не хотели относиться к китайским руководителям как к своим младшим партнерам. Члены Президиума состязались между собой в щедрости в отношении китайцев, предлагая им самые искренние заверения в дружбе и всевозможную «братскую» помощь. В мае — июле 1954 г. Молотову удалось добиться приглашения делегации КНР в Женеву на конференцию по проблемам Индокитая. Глава китайского коммунистического правительства Чжоу Эньлай занял место за одним столом с приехавшими на конференцию представителями США, Франции, Великобритании и СССР. Молотов обращался к делегации КНР с подчеркнутым уважением: он вместе с остальными советскими руководителями считал, что вернуть Китай в клуб великих держав — одна из важнейших задач кремлевской дипломатии{451}. В сентябре — октябре 1954 г. Хрущев стал первым руководителем Коммунистической партии Советского Союза, посетившим Китайскую Народную Республику. Эта поездка принесла пользу обеим сторонам: Хрущев воспользовался своим визитом, чтобы отобрать у Маленкова и Молотова скипетр лидерства в международной политике, а китайские лидеры получили благодаря этому визиту весомую политическую и экономическую поддержку Москвы, так необходимую им в то время, когда Пекин вступил в борьбу с гоминьдановским Тайванем за прибрежные острова{452}.

Хрущев был убежден, что сделал все необходимое для неуклонного развития китайско-советских отношений. Он наконец выполнил обещание Сталина о безвозмездной передаче Китаю всего советского имущества в Маньчжурии: совместных компаний, военно-морской базы в Порт-Артуре и Китайско-Восточной железной дороги. Хрущев отмел все возражения советских хозяйственников, считавших условия советской экономической помощи Китаю чрезмерно великодушными. Историк Одд Арне Вестад считает помощь, оказанную СССР Китаю в 1954-1959 гг., «советским планом Маршалла». Эта помощь по своему объему равнялась примерно 7% национального дохода СССР. В Китае работали тысячи советских специалистов, помогавших китайцам модернизировать свою промышленность, закладывать основы современной науки и техники, создавать государственные системы развития образования, культуры и здравоохранения. К августу 1956 г. СССР отправлял Китаю большую часть производимого на советских предприятиях новейшего промышленного оборудования, нередко в ущерб собственным планам промышленного развития. В высших кругах партийно-советского руководства распространялся восторженно-романтический взгляд на китайско-советские отношения. Они считались «истинно братскими», основанными на идейной общности, а не на балансе экономических или национальных интересов. Президиум ЦК даже принял решение оказать Китаю помощь в создании собственной ядерной программы. Советские лаборатории, создававшие ядерное оружие, получили указание помочь китайцам создать урановую бомбу и даже доставить в КНР один ее экземпляр{453}.