Заколдованная усадьба - Валерий Лозинский

- Не знаю, что и думать об этом. Мой приятель - человек отчаянной отваги, доходящей у него до безумия, но я не могу представить себе, где и с какой опасностью он мог столкнуться.

- Быть может, он просто упал, а лошадь напорола на кол в заборе?

- Это было бы вполне вероятно, если б не порванная узда.

- В таком случае, каковы ваши предположения?

- Боюсь, не доскакал ли он случайно, увлеченный ездой, до Заколдованной усадьбы и не там ли что-то произошло с ним.

- О господи,- вспыхнула Евгения,- из этой Заколдованной усадьбы и впрямь делают какое-то заклятое место.

Граф пожал плечами, а графиня невнятно прошептала что-то по-французски.

В эту минуту в комнату вошел лакей в ливрее и принес на серебряном подносе запечатанное письмо.

- Для ясновельможной пани,- сказал он с поклоном!

- С почтой?

- С нарочным из Швыдки.

- От Адамовой,- воскликнула графиня и торопливо схватила письмо.

- Вы позволите, monsieur? - обратилась она к Юлиушу, поспешно распечатывая конверт.

Она быстро пробежала глазами розовый листок, затем вдруг оторвалась от чтения.

- Август вернулся!

- Вернулся! - воскликнула Евгения и с такой радостью подскочила на стуле, что Юлиуш, сам не зная почему, задрожал всем телом, и сердце у него сильно сжалось.

Евгения, чувствуя, видимо, потребность объяснить неожиданный свой порыв, обратилась к Юлиушу

- Август - это мов кузен, дальний родственник, товарищ детских игр и забав. Теперь он вернулся из-за границы, где провел целых три года.

Слова ее нисколько не ослабили, а только усилили у Юлиуша неприятное впечатление первого момента.

Настроение у него совершенно испортилось, и, решив, что долг свой он выполнил, Юлиуш насколько возможно сократил визит и попрощался.

Граф не сделал ни малейшей попытки задержать гостя и не повторил обычного приглашения посетить их, а его надменное лицо выражало невольную озабоченность и замешательство.

Это не прошло незамеченным для Юлиуша и, разумеется, вызвало новые сомнения и новые выводы. По-прежнему убежденный, что таинственная садовая нимфа и соучастница смелых замыслов мнимого дегтяря не кто иная, как молоденькая красавица графиня, юноша именно этим объяснял странную озабоченность графа. При всем том, однако, трудно было поверить, чтобы шестнадцатилетняя девушка так искусно умела притворяться и так владела собой, что смогла без малейшего замешательства выдержать его испытующий взгляд, который сделал бы честь самому проницательному полицейскому прокурору.

Юлиуш выехал за ворота, одолеваемый теми же сомнениями и догадками, какие мучили его, когда он возвращался из Оркизова после своего предыдущего визита.

То, что он видел собственными глазами, и всякие мелкие факты, подмеченные им потом, наконец, это удивительное стечение событий - все, казалось, должно было бы убедительно подтверждать первоначальные подозрения. Но тут же на первый план выступало какое-нибудь новое обстоятельство, самым печальным образом противоречившее неоспоримой логике рассуждений.

Да еще эти неотвязные мысли об Августе, возвращение которого из-за границы доставило такую радость Евгении… Юлиуш теперь припомнил, что уже не раз слышал об этом Августе, молодом графе Виклицком, родственнике графини и близком соседе Жвирских. Юлиуш никогда не видел его, знал о нем очень мало, но инстинктивно чувствовал к нему ревность и неприязнь.

Юноша опустил голову и глубоко задумался, временами из его груди вырывался вздох и какое-то словечко тихим шепотом слетало с его уст.

Тем временем коляска свернула в сторону и покатилась вдоль обширного пшеничного поля, которое тянулось далеко, до одной из сторон живой изгороди, окружавшей дворцовый сад.

Подъехав к взгорку, коляска немного замедлила ход; в ту же секунду из пшеницы молнией выскочил какой-то человек и одним прыжком оказался на подножке экипажа.

Юлиуш, неожиданно вырванный из глубокой задумчивости, не смог сдержать легкого возгласа, который сменился громким восклицанием, когда в этом, словно с неба упавшем человеке он узнал Катилину, in propria persona.

В лице неисправимого скандалиста, которого мы оставили в красной комнате Заколдованной усадьбы в столь неприятной ситуации, произошли удивительная перемена. Глаза его потеряли свое дерзкое, вызывающее выражение, с плотно сжатых губ исчезла пренебрежительная, отчаянно веселая усмешка.

В эту минуту пан Дамазий Чоргут выглядел почти порядочным человеком, который занят важным делом, только движения его были лихорадочно поспешны.

- Ты! Здесь! - вскричал изумленный Юлиуш.

- Тише… Сейчас мне некогда… Обо мне не тревожься… Вскоре увидимся… Я должен тебе о многом рассказать… - прошептал он прерывающимся голосом, наспех пожал руку ошеломленному приятелю и, соскочив с подножки, в мгновение ока снова исчез в густой пшенице.

Все это произошло так быстро и неожиданно, что Юлиуш должен был протереть глаза, чтобы не принять эту встречу за сонное видение, а бедный кучер, который, услышав за собой голоса, проворно обернулся, от страха чуть не выпустил вожжи из рук - так быстро мелькнула перед ним и пропала тень человека, которого ему не удалось распознать.

Опомнившись от изумления, Юлиуш высунулся из коляски, но, не увидев никаких следов своего удивительного друга, пожал плечами и промолвил вполголоса:

- Новая загадка! Когда же наконец все это разъяснится!

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

I

ЗАГОВОР

После описанных нами событий прошло несколько месяцев. Срок, на который мы оставили их без внимания, немалый, и, разумеется, действие тем временем продолжало развиваться, менялись внутренние связи, отношения. Однако общая ситуация и расстановка действующих лиц остались прежними. Мы застаем наших знакомых на тех же местах, какие они занимали и раньше.

Но не будем забегать вперед, подхватим нить нашего рассказа и начнем, хотя бы только из уважения к значительности этого учреждения,- с достославного доминиума.

Почтенный наш мандатарий как раз исполняет одну из главнейших функций своей ежедневной деятельности - отдается легкому послеобеденному сну. Судейша отправилась с визитом к супруге священника, и в доминикальной канцелярии хозяйничает один Густав Хохелька.

Он сидит за грязным, замызганным столиком и, то покусывая перо, то немилосердно теребя его в руках, с неслыханным напряжением силится придумать, по-видимому, что-то необычное.

Нелегко бедняге! Он весь