Эльфийские саги (сборник) - Константин Пимешков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Открыв глаза, Виктор обнаружил, что вновь лежит на веранде. В окно светит солнце.
Старуха поправила одеяло. Посмотрела в глаза.
– Проснулся? Потерпи, милок! Потерпи! Сильно ты приложился. Ужо, я этому Кирюше! Думать должен, в какой момент людям глаза отводить!
Поводив над горящим боком руками, бабка вышла из комнаты.
– Нина Кирилловна, а кто такой Кирюша?
– Смотритель Дубков.
– А где такая деревня?
– Деревня? Ах, вот ты про что. Не деревня, – бабка уже стояла рядом. – Бор это – Дубки называется. Там, где ты упал. Вот! Жуй!
Как и вчера, вместо ноющей боли между ребрами разливалось тепло солнечного дня. Виктор сел. Взял корешок. Передернулся в ожидании горечи, обреченно сунул его в рот и стал слушать, что ему говорят.
– Кирюша загордился лишку. Как Коша его фигуру у ворот поставил, так и загордился. Добрым людям глаза отводит. Может кружить весь день. А может в болото завести. Хорошо, в болоте не он хозяин.
Старуха присела на разлапистую корягу, верх которой изображал мужичка с длинными волосами и перепонками между пальцев. Сейчас, на солнышке, Нина Кирилловна уже не выглядела на двести лет, как в неверном свете керосиновой лампы. Морщинистые щеки заливал здоровый румянец. Нос демонстрировал изящество линий. За горб Виктор, похоже, принял капюшон старой офицерской плащ-накидки, что висела на гвозде у входа.
– Кирюша, когда ты упал, испугался. Направил ко мне, – бабка с улыбкой смотрела на жующего Виктора. – Да! Ключи от машины у тебя в куртке лежали – так их Коша взял. Через полчасика пригонит. Тебе лучше не ходить пока. Полежи. И потом пару-тройку дней ходи поменьше, да не наклоняйся.
* * *Виктор нежился в лучах утреннего солнца. Запахи от развешенных под потолком травок приятно бодрили, навевая яркие летние картинки.
В дверь протиснулся высокий парень с широкими плечами. Протянул ключи.
– Я машину там, за поворотом, оставил. К воротам подъезжать опасно. Изба может испугаться.
– Изба…
– Да. Взбрыкнет – на пол полетите. Бабушка говорит, вам еще пару дней поберечься надо.
Это, наверное, Коша. Голос оказался ему под стать – громкий, бархатный, берущий за душу. Ручищи огромные. Парень помог встать: аккуратно взял за плечи, поднял и поставил. Надевая сапоги, Виктор спросил:
– А почему вас Кошей зовут?
– Это бабушка… Родители назвали Георгием, Гошей. А бабушка все Коша да Коша. Худой я в детстве был, болел много. Она меня в три года у родителей забрала. По лесу водила, поила отварами, кормила корешками. Выкормила…
Виктор снял куртку с коряги у двери. Под курткой скрывалась деревянная скульптура русалки. Гоша пояснил:
– Это Алена. Она в Глубоком живет. Пришлось резать на берегу, а потом сюда тащить.
– Так это все с натуры? – Виктор обвел рукой выстроенные у стены коряги.
– Да. Я их с детства знаю. Почти всех. Ближних уж точно. На первом курсе приезжал сюда на этюды, потом взялся на резец. Пойдемте, бабушка там блинов напекла – позавтракаем.
* * *Зажатая с обеих сторон высоким орешником дорога петляла по лесу. О вчерашнем дожде напоминал только влажный песок в колее. Полуденное солнце пробивалось сквозь листву, и дорога казалась засыпанной золотистым конфетти. Грусть от расставания с очаровательной ведьмой и ее добродушным внуком постепенно уходила. Ночные мытарства в сыром лесу казались страшной сказкой.
Гоша, провожая его до машины, сказал: «Вы не думайте, как выехать. Дорогу бабушка откроет. Главное, не пытайтесь свернуть – заплутаете».
Виктор понимал: никогда ему не найти дорогу к избушке с мезонином, никогда не увидеть ласковую улыбку Нины Кирилловны. Гоша говорил, что его деревянные скульптуры охотно покупают. Может, мелькнёт где-нибудь вырезанный из дерева леший, напомнив о бесславном походе за грибами.
После очередного поворота пришлось остановиться. Посреди дороги стоял бородатый мужичок в тулупе мехом наружу. На его плече примостился филин. Виктор поразился, как деревянный леший у ворот похож на настоящего.
Филин взмахнул крыльями и скрылся среди деревьев. Кирюша подошел к открытой дверце. Смотреть в глаза Виктору он стеснялся.
– Вот. Нина просила передать, – проскрипел леший и подал брошенную вчера корзинку. Плотненькие боровички навалены в ней так, что рука еле влезала под ручку. – Вы извините. Я не со зла. Сам испугался, как вы упали, – Кирюша поднял взгляд и попытался улыбнуться. – Вы приходите в лес. Я вам завсегда грибков, ягодок… Правда, приходите.
3. Дом для кикиморы
Дорога к хутору Тимохи бежала по невысоким буграм, сползала в сухие низины и взбиралась по заросшим осинками косогорам. Спустившись с одного бугра, делала полукруг и вновь карабкалась на следующий. За очередным поворотом она, вместо того, чтобы пойти вверх, нырнула в заросли бузины. Скоро начнется малинник, растущий по краю луговины, а там и до хутора недалеко.
Хозяйство у Тимохи крепкое. Четыре лошади, три десятка коров и полсотни овец. Да и хутор только назывался хутором. На самом деле он давно вырос в маленькую деревеньку. На холме стояли два просторных дома, несколько сараев и большой коровник.
Оставив машину на площадке возле трактора, Виктор заглянул в избу. У плиты стояла незамужняя младшая дочь – крепкая, ладная, с бархатным голосом и ласковой улыбкой. Выяснив, что Тимоха с утра в лесу, Виктор выскочил на крыльцо. Отдышался. Эта молодая женщина всегда смотрела на него как на потенциального мужа. От ее улыбки и вежливого разговора бросало в пот. Язык прилипал к зубам, не желая ни делать комплиментов, ни давать отпор вежливой осаде.
В лесу ноги сами понесли к большому болоту. Улыбаясь, Виктор не противился. Знал: Кирюша не смог встретить, значит, занят. Уж что-что, а водить людей по лесу леший умел. Можно даже не смотреть под ноги – не споткнешься. Виктор и не смотрел. Намного интереснее наблюдать за белкой, тащившей гроздь орехов, или высматривать, куда делась семейка мухоморов, все лето украшавшая полянку с пнем посредине. На этом месте в прошлом году Виктор сломал ребра или на другом, вспоминать не хотелось. Кирюша почувствует – расстроится.
Перед ивовыми кустами, за которыми начиналось большое болото, лежала сухая осинка. Не на месте лежала. Виктор закинул на плечо сухой ствол и прошел между кустов ивняка.
Кирюша сидел на толстом стволе березы, упавшем так удачно, что успел врасти в землю. Рядом суетился у костерка Тимоха. Сырые ветки никак не хотели гореть. Щелкали, дымили. Пламя пряталось и высовывать язычки отказывалось.
– О! Молодец! А я и не подумал, – Тимоха, выхватив у Виктора осинку, потащил к костру.
Леший улыбнулся:
– Привет, а я тебя ждал. Сейчас Гоша придет – поговорить надо.
– Случилось чего?
– Какие-то гады в Коровий овраг старые удобрения свалили. Привозили два раза. Самосвалом.
Виктор знал этот небольшой, заросший крапивой, овражек. Иногда, оставив машину в Селище, ходил вдоль него в Дубки.
– И что?
– Дождями отраву смыло в торфяник, и Лине теперь жить негде. Уходить собралась.
– А кто это?
От кустов донесся мягкий басовитый ответ:
– Кикимора тамошняя. Привет!
Гоша подошел к костру, скинул с плеча кожаный рюкзачок. Тимохе наконец удалось разжечь не желавшие гореть ветки. Кирюша повернулся к болоту. Прокашлялся. Крикнул:
– Ольг! Выныривай! Костер готов!
Ряска зашевелилась и пропустила на поверхность облепленную поникшей травой кочку. Рука с перепончатыми пальцами раскинула зеленые патлы по сторонам. Водяной пошлепал синими губами и тихо спросил:
– Чего разорались-то?
– Мы еще не орали, – вступился за правду Тимоха. – Орал Кирюша – с него и спрос!
– А я что?! Я как лучше хотел! – насупился леший.
Водяной вышел на берег. Из резиновых сапог с каждым шагом выплескивалась вода. В широченных ладонях трепыхались караси. Штуки по четыре в каждой. Ольг вывалил рыбу на мох:
– Хватит пока. Потом еще схожу. А ты, – он повернулся к Кирюше, – не в лесу. На болоте не ори! Карасей, вон, распугаешь – лягушек жрать будем?
Гоша собрал рыбу и подсел к пеньку – чистить. Тимоха копался в ивняке.
– Чего ты там ищешь? – забеспокоился леший.
– Рогульки.
– Ты в прошлый раз здесь последние дорезал. Бери теперь выше.
– А и то… – хуторянин поплелся к следующему кусту.
В ожидании закуски решили не терять времени. Тимоха достал из кармана дерюжку. Расстелил, разгладил складки. Гоша покопался в рюкзачке, и на свет появился коньяк. Виктор, уже ухвативший в сумке бутылку за горлышко, разжал руку. Вторую лучше придержать, потому как поллитры им обычно хватало. Достал резной контейнер с хрустальными стопочками.
– Эх, коньячок – это хорошо. Лимончика бы… – мечтательно протянул Кирюша.
– Забыл! – Виктор запустил руку в сумку. – Держи, гурман! – положил рядом с бутылкой лимон.
Разлили по первой. Тимоха повернулся к костру – поворачивать карасей другим боком. Гоша полюбовался игрой света в гранях хрусталя. Поставил стопочку на дерюжку и повернулся к Ольгу: