Мертвая тишина - С. А. Барнс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Итак, мы в пути. А Лурдес была жива. В какой-то отрезок времени, что не отложился в моей памяти. А это значит, что… Что она может быть жива и сейчас. Возможно даже, все они живы.
Вот только чересчур яркую искру надежды пытается погасить червь сомнений: «Ты же знаешь, что видела».
Как раз наоборот, я совсем этого не знаю!
«А вот и нет, ты не знаешь, чего ты не знаешь!»
В отчаянии бьюсь затылком о стену, словно встряска поможет вернуть воспоминания.
Громкий щелчок двери сигнализирует об отключении замка.
— Вхожу, — кратко предупреждает Рид снаружи. — Я принес, что вы просили.
Я немедленно устремляюсь к двери, которая приоткрывается всего лишь на десяток сантиметров — надо полагать, в целях предотвращения моей попытки бегства.
Со вздохом протягиваю руку.
Предел моих ожиданий — старенький планшет. Когда-то запихнутый в личный шкафчик и благополучно забытый — такие попадаются даже на современнейших кораблях вроде «Ареса». Тем не менее время от времени в них действительно возникает надобность — например, на ЛИНА, вне зоны действия комсети, наш главный процессор загружал обновления как раз через такое устройство.
Вместо этого Дэрроу сует мне короткий цилиндрический предмет, который я узнаю, лишь взяв его в ладонь. Ручка. Весьма вероятно, максовская, или просто очень похожая на нее.
С ручки перевожу взгляд на протягиваемую пачку бумаги. Чистые кремово-белые листы, наверняка гладкие на ощупь. Дорогущая редкость.
Прежде чем принять, вопросительно вскидываю брови.
— Да он даже не заметит. И потом, он сам сказал мне давать вам все, что вы попросите, — объясняет Рид. Что-то в его тоне подсказывает мне, что дело тут скорее в мелочном сведении счетов с Донованом, нежели в удовлетворении моих запросов.
Пропажу-то Макс, допустим, и не заметит, но если увидит бумагу с ручкой у меня, в восторг точно не придет. Однако вслух ничего не говорю и хватаю добычу.
— Спаси…
Однако Дэрроу захлопывает дверь, даже не дослушав.
Ну и прекрасно. Да и пожалуйста.
Забираюсь на койку и записываю вернувшееся — предположительно — воспоминание о Кейне и Лурдес. Затем задумываюсь. Этот случай располагается где-то посередине — после моего ранения, но до эвакуации с «Авроры», как бы таковая ни произошла. Быть может, четкая хронология событий поможет разобраться, что реально, а что нет.
Я набрасываю временную шкалу, большая часть которой пока остается пустой.
Затем откладываю ручку — несколько непривычно использовать ее для чего-то помимо подписи, однако трение металлического кончика о бумагу странным образом успокаивает, как будто высекаешь из камня искомые ответы. Стараюсь сосредоточиться. Пока результаты определенно не вдохновляют. Необходимо вернуть больше из потерянного.
Сначала размышляю сидя, потом вытягиваюсь на кровати. С открытыми глазами, с закрытыми. Абсолютно ничего, внимание только и цепляется, что за размеренный гул двигателей. Как будто мой интерес к этим предполагаемым воспоминаниям лишь перепугал их, и они попрятались.
Похоже, принудительное вспоминание не срабатывает, однако я уже не могу остановиться.
И пока я лежу, заставляя себя таращиться в темноту под веками, меня в конце концов настигает изнурение. Ритмичный рокот корабельных двигателей — отличающийся по высоте и звучности от ЛИНА, но все равно привычный — звучит так по-домашнему и убаюкивающе. До этого момента я даже и не осознавала, насколько мне не хватало этого гула. В Башне тишина устанавливалась редко, но о таком успокоительном прибое там даже мечтать не приходилось.
И когда своими темными и плотными волнами меня уже накрывает сон, я понимаю, что же меня обеспокоило в загружаемых на шаттл и затем на «Арес» ящиках, помимо излишнего и почти наверняка бесполезного вооружения.
Доставка на Землю тел пассажиров и экипажа «Авроры» на корабле с действующей климатической установкой, несомненно, потребует какой-то технологии хранения. Низкой температуры, химикатов и так далее. Однако никаких меток медицинского оборудования на контейнерах я не заметила.
Как минимум точно понадобятся запечатываемые мешки для трупов. А хотя бы сотня их заняла бы заметный объем. Опять же, ничего такого на глаза мне не попалось.
Итак… Что же именно затевает Макс?
24
Я теряю счет дням. Из достижений могу лишь похвастаться открытием, что чаще всего фрагменты воспоминаний — утраченных или погребенных в недрах сознания — всплывают как раз тогда, когда не ломаю над ними голову. Во время еды. Или записи известных мне событий. Или когда в ночную вахту меня спорадически выпускают из каюты позаниматься на беговой дорожке в корабельном спортивном зале.
Постоянную компанию мне составляет только призрак — или как его еще называть — деда Рида Дэрроу. В неизменном черном костюме со старомодными большущими пуговицами и значком «Верукса» первого поколения, он вышагивает туда-сюда сквозь стену, ближайшую к жилью младшего следователя — который, похоже, мой сосед. Молчаливое, но настойчивое присутствие старика больше меня не нервирует.
Мама здесь ни разу не появлялась, что несколько меня озадачивает. Во всяком случае, ее не видно и не слышно. Впрочем, по моим воспоминаниям, она дает о себе знать, только когда я в панике или очевидной опасности. На этом основании я склонна признавать правоту оравы экспертов: она попросту в моем сознании. Защитный механизм для преодоления трудностей, выработанный в чрезвычайной ситуации на Феррисе, когда рядом никого не было Тем не менее многого эта версия не объясняет, так что точно я не уверена.
Но вот Кейн и остальные показываются. Так же часто, как и прежде, и по большей части следуют привычному сценарию, что разворачивается передо мной вот уже несколько месяцев.
Несколько раз, однако, картины были иными.
…Размытый образ Кейна спорит со мной — лицо раскрасневшееся, висок в крови. Больше никаких подробностей, за исключением адской боли в голове — даже хуже, чем в предыдущий подобный случай.
Лурдес колошматит по двери изнутри одного из люксов и истошно зовет на помощь. Я бросаюсь выпустить ее, однако кто-то меня оттаскивает.
Вспышка образа Ниса, голова которого туго обмотана эластичным бинтом.
Кто-то заходится криком в темноте во время моего прохода по узкому коридору — тому самому, что напрочь лишен роскоши Платинового уровня и даже скромной отделки нижних пассажирских палуб…
Этот последний эпизод, возможно, является частью вернувшегося ранее воспоминания — с Кейном и все еще живой Лурдес.
Я откидываюсь на кровати к стенке, бросаю ручку на страницу, на которой пытаюсь свести события в согласованную последовательность, и устало потираю
