Заколдованная усадьба - Валерий Лозинский

Одним словом, Катилина сам лучше всех понимал, что с ним медленно, но неуклонно происходит какая-то важная перемена, первым толчком к которой послужила ночь в красной комнате или, вернее, взгляд прекрасной незнакомки.

Удивительное дело: этот грубый материалист по убеждению и образу жизни, до сей поры и в наикрасивейшей женщине не способный усмотреть ничего, кроме совершенства форм и оттенков кожи, как сам он говорил,- поэзии тела, Катилина теперь восхищался не гибким станом своей незнакомой избавительницы, не округлостями форм, не личиком, таким свежим и пленительным; из всего, что он увидел, ему запомнились лишь небесное выражение взгляда и небесный цвет ее глаз.

- В ее взгляде, в ее глазах светилась благороднейшая душа! - воскликнул он однажды в запале.

И забыл маловер, что веру в существование души он всю свою жизнь почитал наинелепейшим абсурдом.

- Душа - это лишь та скрытая пружина, что приводит в движение кровь в наших жилах, сообщает нашиш нервам чувствительность, и ничего более. Коли остановится у тебя кровь и нервы лопнут, как канаты на разбитом корабле, можешь тут же приниматься за сотворение мира; у тебя будет для этого необходимый материал - абсолютное ничто!

Таков был один из главнейших догматов закоренелого скептика, который утверждал, что не верит ни в бога, ни в черта.

- Однако это единственно из принципа,- говорил он.- Я не люблю никаких крайностей: бог слишком добр, дьявол слишком зол. Я предпочитаю держаться золотой середины и не иметь дело ни с тем, ни с другим.

А наша прекрасная незнакомка даже не подозревала, что для этой отравленной черным скептицизмом души она невольно стала играть роль апостола, обращающего в веру язычников.

Во время недавней сцены в саду Заколдованной усадьбы Катилина, прятавшийся в кустах крыжовника, еще раз имел возможность видеть свою избавительницу и еще раз встретить тот ангельский взор, который уже при первой встрече оказал на него столь сильное влияние.

И это был новый важный момент в жизни нашего юного скандалиста. По-видимому, однако, сначала он изо всех сил пытался побороть это влияние, потому что два дня кряду был в заметно плохом настроении и по его репликам, еще более язвительным, чем обычно, можно было предположить, что он злится на самого себя и мстит за это всему свету.

В разговорах с Юлиушем Катилина тщательно остерегался упоминать о прекрасной незнакомке, когда же Юлиуш сам начинал вспоминать встречу с нею, восторгаться и задумываться над ее тайной, он не мог скрыть неудовольствия, весьма похожего на ревность.

Сейчас он вошел в комнату Юлиуша в сапогах и хлыстом в руках, будто собрался в дальний путь.

- Куда бог несет? - спросил Юлиуш.

- Никогда не догадаешься.

- Скажи, пожалуйста!

Катилина опустился на стоящий поблизости стул.

- По дороге к тебе,- сказал он,- я заглянул в известную здесь окрест рычиховскую корчму.

- К Органисту?

- Для подкрепления я там опрокинул четыре стаканчика водки, хотя мне нечем было заплатить и за один.

Юлиуш укоризненно улыбнулся.

- Ну и как же ты вышел из положения?

- Попросту не заплатил.

- Попросту! - иронически повторил Юлиуш.

- Органист вначале пытался возражать, но я его быстро успокоил.

- Дал залог?

- Показал ему свой крепкий кулак.

- А теперь тебя замучила совесть, и ты едешь заплатить за водку.

- Прогуляюсь по окрестностям, познакомлюсь поближе с Органистом и одновременно избавлюсь от долга.

- А кроме того?

- Кроме того?

Юлиуш многозначительно улыбнулся и сам же ответил:

- Постараюсь разузнать что-нибудь о прекрасной незнакомке.

Катилина немного смутился.

- Ты считаешь, что там можно что-нибудь узнать?

- Говорят, горбатый Органист - живая хроника нашей округи.

- Гм! - промолвил Катилина и похлопал хлыстом по сапогу. - Надеюсь, я не нарушу обещания, данного тобой Косте за нас обоих.

- Я обещал только соблюсти последнюю волю покойника - уважать тайну Заколдованной усадьбы.

- Что ж, тогда до свидания.

Неожиданно Юлиуш сорвался с места и подбежал к окну.

У крыльца остановилась четырехконная карета, из которой вышел граф Зыгмунт.

- Граф! Я думал, он за что-то сердится на меня! - вскричал Юлиуш и выбежал встречать гостя.

Катилина остался в комнате.

- Надобно познакомиться с графом,- буркнул он. - Что мне мешает! - добавил он, помолчав.- Его, правда вряд ли интересует знакомство с моей особой, да ведь и мне он нужен, как мертвому припарки.

И, чтобы представиться графу подобающим образом, он сунул руки в карманы, расставил как можно шире ноги; голову откинул назад и гордо надул губы.

Вскоре граф с Юлиушем вошли в комнату, но, застав Катилину в такой странной позе, граф в нерешительности остановился у порога - столь вызывающей и чванливой показалась ему мина незнакомца.

Юлиуш с досадой закусил губу, но счел нужным представить своего товарища.

- Мой друг, Дамазий Чоргут,- сказал он.

Катилина поклонился, как поклонился бы трибун-плебей самолюбивому патрицию.

Граф уже знал о Катилине по рассказам. Он посмотрел на него не без любопытства, но с очевидным пренебрежением, и хотя не раз слышал его жестко звучащую фамилию, сейчас она показалась ему настолько соответствующей личности владельца, что он почти невольно вполголоса повторил:

- Пан Дамазий Чоргут…

Катилина хорошо приметил выражение лица гордого магната, и на его губах появилась ядовитая улыбка!

- Да, ваше сиятельство,- отпарировал он насмешливо,- Дамазий Чоргут. Отец мой был лесничим в том самом поместье, где дед нынешнего графа Плевицкого служил экономом! - добавил он с ударением, чтобы дать понять, что, во-первых, невелика штука быть графом в Галиции, и, во-вторых, им можно стать, называясь не только Чоргутом, но даже Плевицким.

Граф понял намек и гордо повернулся спиной, а Юлиуш бросил на своего строптивого приятеля гневный,