Я держу тебя - Стейси Уильямс

было. Это было важно для них. Со временем, я помню, я начала чувствовать себя по — другому. Легче. Как будто боль и горе внезапно перестали казаться такими тяжелыми. Вместо этого я ничего не чувствовала. Я начала общаться с сыновьями одного из их друзей, который уделял мне внимание. Он был старше, симпатичным и, казалось, мог разобраться в том дерьме, в котором жили многие другие. Он вытолкнул меня из зоны комфорта, и я согласилась.

При воспоминании об этом у меня под мышками скапливается пот, и меня пробирает озноб.

— Я неделями ходила так, словно парила на облаке. Я не понимала, что происходит, но было облегчением ничего не чувствовать. Я перестала есть. Когда я была голодна, мне это чувство вроде как нравилось. Это было то, что я могла почувствовать. Разговоры снова отошли на второй план, за исключением Джареда, но ему тоже было не до разговоров.

Я чувствую на себе взгляд Шейна, и мне хочется спрятаться. Я закрываю глаза, не в силах смотреть на него.

— Но однажды ночью я лежала в постели, чувствуя легкость, как будто могла уплыть. Я буквально оцепенела, и это напугало меня. Всё это время боль, обида, кошмары, а потом просто… ничего. Клифф и Джоан устроили грандиозную вечеринку в честь Четвертого июля. Я нашла Джареда и стащила выпивку из бара. Я помню, как смотрела на него и гадала, на что это будет похоже, хотела почувствовать кайф или… что — то в этом роде. Я выпила его, потом ещё и затащила его внутрь.

— Мэгги, — говорит Шейн так тихо, как будто знает, к чему это приведет.

Он застывает рядом со мной, и я поднимаю руку, чтобы остановить его.

— Я знала, что делаю. Ну, я думала, что знала. Я была молодой и глупой, и поэтому не в порядке. Я думала, что это поможет преодолеть оцепенение. Я привела его в свою комнату, и… Я не делала этого раньше. Это было не то, что должно было быть. Он не был… нежным.

Острая боль унижения рикошетом проходит по всему моему телу, разжигая огонь на своем пути, и внезапно мне нужно побыть одной. Я выпускаю его руку и чуть отстраняюсь от него, моё сердце учащенно бьется. Я бы не хотела, чтобы Шейн думал об этом, когда смотрит на меня. От этой мысли у меня внутри все переворачивается. Я прогоняю подступившую к горлу желчь и заставляю себя продолжить.

— Потом я лежала, просто уставившись в потолок, мой мир вращался, а он уснул, вероятно, пьяный. Через некоторое время Джоан вошла и нашла нас. Она взбесилась, сказав, что должна была знать, что от меня будут неприятности. Джаред ушел, и она заперла меня в комнате. Это был первый раз, когда я заплакала за много лет. Всё, чего я хотела, это позвонить отцу. Я просто хотела, чтобы он приехал за мной и забрал домой.

— Я не знаю, как долго я была там, прежде чем она принесла мне еду, но я была слишком измученной, слабой и страдала от сильного похмелья, чтобы что — либо есть. Я даже не приняла душ, но она оставила дверь открытой, и я пополза искать свой телефон. Я позвонила своему отцу, плача, и мне показалось, что я заснула, а потом он был рядом. Я помню, как он подхватил меня на руки, вынес, крича. Я никогда не слышала от него ничего подобного, и это напугало меня. Он отвез меня прямо в больницу. Вот что там, — я указываю на конверт. — Отчет и фотографии. Я сильно похудела, хотя мне и не нужно было сбрасывать вес. У меня были синяки, и… они обнаружили наркотики в моём организме.

— Что? — Шейн говорит так тихо, что это почти рычание.

Все слезы, которые я проглотила, скапливаются у меня на глазах, быстро вытекая.

— Я ничего не принимала. Я обещаю.

— Мэгги. Они накачали тебя наркотиками? Эти куски… — он сжимает кулаки, а затем отпускает их.

На меня накатывает холодная волна шока от того, что он не предполагает, что я употребляла.

— Да. Я не уверена, как. Может быть, в еде или в моих напитках. Я даже не уверена, зачем они это сделали, кроме того, что если бы они могли заставить меня подчиниться, измениться и последовать их примеру, они могли бы заставить меня быть той, какой они меня хотели. Они могли бы промыть мне мозги, чтобы я соответствовала их идеалам. Я была бы дочерью, которой у них никогда не было. Я думаю, возможно, каким — то нездоровым образом они думали, что смогут использовать тот факт, что я дочь Тима Мэтьюза, чтобы получить ещё больше связей и статуса.

Я качаю головой, паника заполняет то, что осталось от моих умственных способностей.

— Я не знаю, но Шейн, всё это моё слово против их. У меня нет никаких доказательств. Всё, что у меня есть, это эти фотографии и отчет о том, что произошло, пока я была на их попечении. Мой отец собрал всё. Он хотел выдвинуть против них обвинения, но я умоляла его не делать этого. Я просто хотела, чтобы это закончилось. Мне было так стыдно.

Шейн хватает моё лицо и держит его в своих руках, заставляя меня встретиться с его решительным взглядом.

— Тебе нечего стыдиться. Ты слышишь меня? — его глаза темные и такие напряженные, что из них вырывается ещё больше слез. — Ты была всего лишь ребенком, и они воспользовались твоим… — его челюсть сжимается. — Ты горевала, и они использовали это. Они причинили тебе боль. Они накачали тебя наркотиками. Мэгги, ты не сделала ничего плохого, ты пыталась продолжать жить, когда тебе этого не хотелось.

Моё тело расслабляется, и я разражаюсь рыданиями. Я пыталась держать голову над водой, хотя всё, чего я хотела, это утонуть. Снова быть со своей мамой.

Шейн притягивает меня к себе на колени, и я отпускаю годы боли и страданий. Я оплакиваю девушку, с которой я так упорно боролась в битве, в которой не была уверена, что выиграю, а теперь женщину, которая носит на себе невидимую татуировку вины, наказывая себя за то, что не была умнее, лучше или способнее.

— Они больше никогда не приблизятся ни к Лив, ни к тебе, — Шейн переходит на деловой тон. — Понимаешь. Никогда.

Мой подбородок снова опускается на грудь.

— Шейн, то, что в этом конверте, ужасно. Я не хочу, чтобы ты видел меня такой, — мой голос срывается, и страх, который я держала взаперти,