Покидая страну 404 - Маргарита Водецкая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Всё плохо, товарищ полковник, — сказал он Жене, возвращая долг.
— Что будем делать, товарищ майор? — спросил тот.
— Поедем на рыбалку. Я успел подать в отставку, — ответил Лёня.
Через два месяца в Москве произошёл августовский путч, государственный переворот-«недоворот», и вся страна запомнила наизусть труднопроизносимую аббревиатуру ГКЧП — государственный комитет по чрезвычайному положению.
Лёня «залёг на дно»: целыми днями спал, читал, подтягивался на дворовом турнике, а когда заскучал, то подался в мастерскую к Абраму помогать старику с несложными работами. У старого сапожника вдруг прибавилось клиенток: слухи о красавце «подмастерье» с васильковыми глазами привлекали дам самого разного возраста, которые массово несли в починку босоножки, туфельки и сапожки. Однако, если кто-то мог подумать, что майор в отставке удалился на покой, то это совершенно не соответствовало действительности.
Выждав некоторое время, Лёнька окольными путями связался со знакомыми в Москве и выяснил, что некоторые его сослуживцы неожиданно «пропали с радаров». Подумав неделю-другую, он написал с десяток писем красивой арабской вязью и стал ждать ответа.
В конце осени он неожиданно засобирался в Москву, а оттуда, как он шепнул Жене, наконец-то в Африку. Перед отъездом он имел два коротких и довольно странных разговора с родственниками.
— Скоро с твоими мозгами здесь только на рынке можно будет торговать, — сказал он Якову.
— Это оскорбление или комплимент? — не понял старший брат.
— Это направление мысли, — подсказал Лёня.
Затем он отвёл в сторонку хозяйственную Нату.
— Ты так и собираешься хранить сбережения в цветных фантиках? — поинтересовался он. — Считай, что я тебя предупреждаю перед «следующим разом» прямо сейчас.
— Мы машину думали купить, — призналась невестка.
— Сосед Абрама по мастерской собирается уезжать в Израиль, — сказал Лёня. — А соседний дом нуждается в ремонте: старушка-хозяйка уже не справляется.
— Отличная идея, — согласилась Ната. — Место там для покупки недвижимости выгодное — центр города, хорошая транспортная развязка. Я с Пашкой обговорю.
* * *
В девяносто пятом Лёня летел домой не через Москву, а через столицу новообразованного государства, в котором теперь находился его родной город. Ехал налегке, с небольшим рюкзаком. Между прибытием самолёта и отправлением поезда оставалось достаточно времени, и он поехал по уже знакомому адресу. Впрочем, в комнату общежития он поднялся впервые: в прошлый раз племянница встретила его на улице и сразу потянула гулять, не позволив зайти.
В общаге было холодно и грязно. В комнате стояли обычная и двухъярусная кровати, кроме них были втиснуты два стола — письменный и крошечный обеденный — и несколько полок с книгами. Пахло постиранным бельём, сушившимся тут же, в отделённом шторами крошечном «предбаннике», на натянутых между встроенными шкафчиками верёвками. Одна из Маргошкиных соседок бросила на него оценивающий взгляд: красив, ухожен, фирменные джинсы, дорогая кожаная куртка на тонком меху — очевидный диссонанс с окружающим интерьером.
Пока племянница заваривала чай, он вышел помыть руки. В туалетных кабинках не оказалось дверей, а из разбитого окна сильно дуло. В умывальнике кто-то расставил тазы и устроил постирушку, добавляя горячую воду из принесённых с общественной кухни чайника и кастрюли. Убогая общага сильно уступала не только казарме военного института, но и провинциальному детскому дому, где Лёнька провёл тот долгий год, когда мама Софа лечилась от подхваченного в «шанхайке» костного туберкулёза.
Он вернулся и, прежде чем постучать в приоткрытую дверь, остановился, прислушиваясь к голосам за ней.
— Это твой парень или спонсор? — поинтересовалась любопытная соседка.
— Это мой родной дядя, — укоризненно ответила Маргоша с упором на слове «родной».
По старенькому телевизору крутили какой-то национально-патриотический концерт.
— Я козачка твоя, я дружина твоя, пане полковнику мій синьоокий[6], — надрывалась певица не первой свежести, видимо, пытаясь объяснить пьяному до беспамятства казаку, кто она такая и чего к нему пристала.
Певицу сменил похожий на черноусого таракана певец и начал допытываться у аудитории:
— Хіба ми не орли[7]?!
— Пойдём прогуляемся, — предложил Лёнька, подхватывая свой рюкзак.
Маргоша не стала спорить, молча накинула куртку и последовала за ним.
Поблизости нашлось неплохое кафе с атмосферной, сколоченной из тяжёлых досок, мебелью и большим электрическим камином. Лёня изучил меню и заказал для Маргоши говяжий стейк и коньяк, а для себя вегетарианское блюдо и колу.
— Ты что, кашрут стал соблюдать? — съехидничала племянница.
Лёнька рассмеялся и начал рассказывать о Ливии, где работал четвёртый год, особо останавливаясь на особенностях ливийской кухни. Маргоша внимательно слушала, кутаясь в куртку, хотя в кафе было достаточно тепло. Он глянул на неё повнимательнее и всё понял. Под старой верхней одеждой была поддета совершенно заношенная кофточка.
— Сходи в туалет, переоденься, — Лёнька достал из рюкзака синий свитер с высоким воротом, который мог сойти как за мужской, так и за женский. К своему гардеробу он относился предельно утилитарно: понравившуюся вещь покупал в нескольких экземплярах, мог за один раз приобрести десяток одинаковых рубашек и пар брюк, не говоря уже о белье или носках, чтобы не забивать себе голову, что надевать или как комбинировать предметы туалета.
Тем временем принесли заказ: стейк и коньяк поставили ему, салат и запечённые овощи — Маргошке. Он молча поменял тарелки местами.
— Слушай, я же тебе никакого подарка не привёз, — спохватился Лёня и протянул племяннице две крупные купюры.
— Отдай лучше матери, — вздохнула та. — У них там большие неприятности. Женя попал под следствие, сидит сейчас дома без возможности подработать.
— Да Женька же самый честный и законопослушный человек из всех, кого я знаю! — не на шутку удивился Лёня.
— Сейчас это здесь не модно, — грустно усмехнулась Маргоша. — К ним на склад привезли несколько бочек метилового спирта. Ну ты у нас вроде как гуманитарий, поэтому объясняю: водку делают из этилового спирта, а метиловый идентичен по запаху и вкусу этиловому, но смертельно ядовит. На бочках стояла маркировка «череп и кости», как положено. Женя в пятницу вечером честно предупредил своих подчинённых, что это чистый яд, запер склад и пошёл домой. А в субботу утром позвонил рыжий Мишка, помнишь моего ухажёра? Он в районной больнице работает. Сказал, что к ним с Жениного склада поступило три трупа в морг и ещё несколько человек в токсикологию с отравлениями разной тяжести и потерей зрения. Ты же сам знаешь местный менталитет: что не съем, то понадкусываю и, чтобы меня не обманули и ничего не украли, обману и украду первым. И кого обвинили? Естественно, заведующего, который не обеспечил надлежащих условий хранения. Женя и так себе места не находил из-за пострадавших, а тут ещё и менты прессовать стали. В общем, у него инфаркт, с
