Она - моё табу - Настя Мирная

— Тебе точно дали увольнение до завтрашнего вечера?

Спрашивает она об это уже третий раз за вечер, но всё не может поверить, что Пахин батя отмазал нас до вечернего построения понедельника.

Кладу ладонь ей на шею сзади и подтягиваю голову на себя.

— Точно. Выдыхай. Порядок.

Только собирается сказать что-то ещё, зажимаю её маковые уста своими оголодавшими губами. Кристинка так дрожит, что я эту дрожь ощущаю. Опершись кулаком в матрац возле её коленки, удерживаю за шею и не даю отодвинуться. Невинными ласками целую так долго, что она полностью расслабляется, а я наоборот — накаляюсь до температуры перегрева ядерного реактора. Мне одного её вида достаточно для возбуждения, а вот допущенная мысль о том, что может случиться ночью, поднимает уровень похоти выше дозволенного. Но контролировать себя смогу.

Ненастойчиво толкаю язык ей в рот. Фурия приоткрывает губы и размыкает челюсти, впуская меня внутрь. Инициативы почти не проявляет, позволяя целовать её. Пальцами деликатно разминаю скованную напряжением шею. Мы ведь и не обнимаемся. Малышка моя в кулаках сминает покрывало, на котором сидим.

— Обними меня, Манюня. Поцелуй в ответ. — хриплю, отлипнув от опиума её вкуса. — Мы просто целуемся.

Она отрывисто вдыхает и сама жмётся к моему рту. Переводит ладони на мои колени и опирается на них, подавшись ближе, но при этом сохраняя достаточное расстояние. Проводит кончиком языка между моих губ. Прихватывает своими мягкими губками нижнюю и посасывает. Башка идёт кругом, но я держусь. Разрешаю ей вести. Делать со мной всё, что пожелает. Я полностью в её руках. Буду подчиняться каждому её желанию.

— Люблю. — шепчет, ткнувшись лбом в лоб.

— И я люблю тебя. — таким же шёпотом отвечаю.

После признания Кристинка действует уже смелее. Так же, как и я, поднимает кисть на заднюю часть шеи и водит подушечками пальцев по кантику стрижки, забирается под футболку, проникает язычком в ротовую. Переплетаем не только языки, но и наши вкусы, запахи, жизни. Медленно и нежно ластимся друг к другу.

— Хочу чувствовать твои губы на своём теле. — шорохом выбивает Царевна, на мгновение оторвавшись от моего рта и схватив крошечную дозу кислорода.

— Везде? — всё, что спрашиваю.

Она чуточку опускает подбородок, крепче сдавив пальцами мои колени.

Скольжу губами по щеке, скатываюсь к подбородку. Немного сместив ладонь, давлю носом снизу на челюсть, заставляя откинуть голову вверх и вбок и открыть моим ласкам нежную, точёную шейку с полупрозрачной кожей и рвущуюся сквозь неё синеющую венку. Оставляю на ней целую кучу мелких, но влажных, горячих поцелуев. Вылизываю солоноватую кожу. И, блядь, дурею всё больше. Крис, кусая губы, гортанно и тихо стонет. Давит на затылок, требуя спуститься ниже. Отстраняюсь, подцепляю хлопковую майку и в замедленном темпе тащу вверх, наслаждаясь каждым миллиметром открывающегося зрелища. Девушка, подчиняясь, поднимает руки. Отбрасываю майку на пол. Прибиваю Крис к себе и впиваюсь в маковые губы. Затяжными касаниями глажу прямую, словно в неё железяку вставили спину. Всеми способами стараюсь успокоить и расслабить. Двумя пальцами ловко расстёгиваю застёжку чёрного кружевного бюстгальтера. В этот раз сопротивления не следует. Только то, что он зажат между нами и мешает скатиться вниз. Но Царёва сама отодвигается назад, спускает по рукам бретельки и швыряет к майке.

— Ложись. — выбиваю низким хрипом. Она дёргается. Блядь. Прочищаю горло. — Ляг на кровать. Только мои губы на твоём теле. Обещаю.

Придержав за лопатки, не даю ей в прямом смысле плюхнуться. Отползаю на коленях назад. Трясущимися от нервного перевозбуждения пальцами расстёгиваю две пуговицы и ширинку на шортах. Сгребаю в пальцах пояс вместе резинкой трусиков. Стягиваю по ногам. Дую на взмокшую кожу бёдер. Дрожим мы уже обоюдно. Я конкретно подвисаю, рассматривая оливковую кожу с играющими на ней тенями скатывающихся по стеклу дождевых капель в свете яркого жёлтого фонаря.

— Шикарная. — сиплю беззвучно, голос совсем сел.

Крис смотрит на меня. Я на неё. Не моргаем даже. Она тяжело сглатывает и выдаёт новую просьбу:

— Хочу чувствовать твоё тепло на своей коже.

Уверен, что этот запрос интерпретирую верно. Сжав сзади ворот футболки, в одно резкое движение стягиваю через голову и швыряю куда-то в темноту. Со штанами расставаться не спешу. Искушение пиздец какое, а я раньше времени свою Ненормальную пугать не хочу. Пусть пока командует. Накрываю её дрожащее тело своим вибрирующим. Оба вздрагиваем, как только кожей соприкасаемся. Кажется, что от контакта вырабатывается электричество, и мелкими нитями молний стреляет по венам и нервным волокнам. Кристинка настолько ледяная, что собственное тело кажется раскалённым металлом.

— Ты точно не замёрзла? — уточняю упавшим на сип голосом.

— С тобой жарко. — неуверенным шёпотом отсекает и закрывает глаза. — Поцелуй же меня. А потом губы на теле. — напоминает, чуть приподняв губы в улыбке.

— Обязательно.

Подтягиваю выше. Целую губы. Целую шею. Оставляю засос, спрятав под ним её частый сбивчивый пульс. Целую острые, глубокие ключицы. Целую гладкие, загорелые плечи. Провожу языком по впадинке на шее, и Манюня тихо вскрикивает от удовольствия. Такая она чувствительная к ласкам, что ещё до того, как раздел её, уже истекала амброзией. Сейчас, уверен, заливает постель. Проверять это не спешу. Собираюсь довести её до исступления, чтобы совсем о страхе забыла.

Скатываюсь к разбухшей груди. Уже заметил, что во время возбуждения она наливается будто. Тёмные пики сосочков так и манят, зовут, требуют ласки. Её тело говорит куда больше, чем исцарапанные зубами губы. Накрываю ртом вершинку. Всасываю вместе с шоколадным ореолом. Царевна выгибается дугой и хрипит:

— Ещё… Ещё… Мамочки… Не останавливайся только. Ещё!

Выполняю, конечно. Много времени уделяю мягким полушариям. Ртом, языком, губами, ладонями, огрубевшими на службе пальцами, но девочка моя всё принимает, с каким бы голодом не терзал её тело. Посасываю, чуть прикусываю, сдавливаю, выкручиваю. Собираю в мысленную шкатулку все её реакции на каждое моё движение. Подмечаю, что нравится сильно, что не очень, когда напрягается, в какие моменты громче стонет, когда дышать перестаёт.

Ладонью с нажимом веду по животу. Задеваю серёжку в пупке. Спускаю по лобку. Фурия добровольно слегка разводит в стороны бёдра. Она настолько мокрая, что пальцы утопают в огромном количестве вязкой скользкой влаги. Вжавшись лбом в её вспотевшую грудную клетку, сам дыхание задерживаю. Скрещиваю пальцы, положив средний на указательный, и толкаю в её горячее лоно. Тонкий крик Фурии останавливает моё сердце.

Тугая пиздец. Не разработанная. Слишком рано мы себе спуск дали. Не готова ещё. — быстро мелькает в голове.

— Не останавливайся. — шуршит Кристина, приподнявшись на локтях. Перевожу затуманенный