Тайна сибирских орденов - Александр Антонович Петрушин

укрепить ма­гическими заклинаниями и языческими амулетами угасавшую мужскую силу, столь необходимую в общении с «прелестницей Тимошей».

С берегов далекого Казыма привозили в Москву остяцких шаманов, показывали им метро, катали на аэропланах. А по ночам на даче Ягоды в Озерках, близ печально известного Бутовского спецполигона НКВД, где тайно закапывали расстрелянных в подвалах Лубянки, шаманы про­водили колдовские камлания. Обращаясь к духам, они направляли свои усилия на то, чтобы внести покой в души высокопоставленных чекистов и поддержать растраченную при нервной работе потенцию.

При этом Ягода использовал для интимных утех и более современ­ные средства: большой набор порнографических фотоснимков, порно­фильмы и фаллоимитатор — резиновый половой член.

Молчанов давно не верил ни в бога, ни в коммунизм, ни в колдов­ство. У него была своя религия — деньги и власть. К этой религии он хотел приобщить Долгнрева.

В Остяко-Вогульске партийно-чекистскую экспедицию встретил на­чальник окружного отдела НКВД Петров. Долгирев считал, что Петров, «оперативно изъяв» в декабре 1932 года хранителя колчаковского клада Кунина-Шатина, не сумел добиться от него признания о тайнике в си­стеме жертвенных прикладных мест. Замученного на допросах «кана-царя» ваховских остяков «списали в расход» постановлением ПП ОГПУ по Уралу. Через год остяки, возбужденные слухами об исчезновении сво­его «правителя», восстали. Их выступление подавил чекистско-войско­вой спецназ под командованием Сергея Васильевича Здоровцева, пол­номочного представителя ОГПУ по созданной здесь в декабре 1933 года Обско-Иртышской области.

До этого назначения Здоровцев был заместителем полпреда ОГПУ по Средневолжскому краю Бака. А Борис Аркадьевич по чекистской службе в Томске и Новониколаевске знал о маршруте «золотого» кол­чаковского парохода. Поэтому он с такой настойчивостью продвигал своего заместителя в Тюмень (после упразднения в декабре 1934 года Обско-Иртышской области старший майор госбезопасности Здоровцев стал заместителем начальника УНКВД по Омской области).

В Остяко-Вогульске группа столичных и местных кладоискателей разделилась: Булатов, Салынь, Бухбанд и Петров остались помогать чекисту-писателю собрать материал для его эпохального романа «Пе­рековка». Главный «перековщик», председатель Остяко-Вогульско­го окрисполкома Яков Матвеевич Рознин, скоропостижно скончался 13 мая 1934 года. Его, как «сгоревшего на работе», и окружных чекистов, перевоспитателей высланных в эти места кулаков, Бухбанд собирался ярко представить в своем будущем произведении.

Молчанов и Долгирев на катере окротдела НКВД отправились на охоту: через Сургут в верховья Ваха. Несколько раз сходили на бе­рег. Около селения Большетархово задержались дольше обычного — что там произошло, никто не знает. Официальная версия: «несчастный случай на охоте».

Чужими руками

Неудачное кладоискательство Молчанова и трагическая гибель ветерана-чекиста Долгирева не особенно расстроили Ягоду. Его роман со вдовствующей Надей-Тимошей развивался бурно: помогли колдов­ские мистерии остяцких шаманов или иные искусственные средства. В октябре 1935 года ему присвоили маршальское звание — он стал Гене­ральным комиссаром государственной безопасности и получил приду­манный специально для него новый мундир.

Ягода теперь носил темно-синюю приталенную однобортную шерстяную тужурку с золотым кантом на воротнике и обшлагах рука­вов, белую рубашку с черным галстуком, темно-серый шерстяной ре­глан и темно-синие брюки навыпуск с малиновым кантом. На рукаве тужурки красовалась большая золотая звезда, окаймленная красным, синим, зеленым и краповым шитьем, в центре звезды помещались красный серп и молот, а под ней — золотой жгут. Такая же звезда была и на петлицах.

А Молчанов щеголял в синей фуражке с краповым околышем и малиновым кантом, в коверкотовой гимнастерке с золотым шитьем и в синих габардиновых бриджах. Но носить такую роскошную форму им довелось недолго.

Расследовавший «несчастный случай на охоте» следователь по важ­нейшим делам при прокуратуре СССР Шейнин, возвратившись из Омска в Москву, побывал у Сталина. Из его кабинета Лев Романович вы­шел начальником следственного отдела прокуратуры Союза ССР. Ему Сталин поручил ведение дел на Молчанова и Ягоду, и первые допро­сы были посвящены выяснению обстоятельств исчезновения золота и бриллиантов, конфискованных у церкви, и найденных кладов.

Но пока партия и НКВД готовились к первым большим москов­ским процессам над лидерами оппозиции. В августе 1936 года судили Зиновьева, Каменева и четырнадцать их сторонников.

Ягода, Молчанов, другие руководители НКВД и следователи отлич­но знали, что Зиновьев с Каменевым никого не убивали и не собира­лись убивать. Была надежда: открытый судебный процесс провалится. Сталин отвернется от непрофессионала Ежова и вновь доверится им — мастерам тайных операций и создателям оперативного учета.

Они не понимали: Сталин решил истребить весь оперативный учет — чекистскую бухгалтерию «актива — пассива» и «бывших», чтобы обезопасить себя от случайных выстрелов, подобных прозвучавшим 1 декабря 1934 года в Смольном. Они, как заявил позднее бежавший из Испании в США высокопоставленный чекист Орлов, не догада­лись: «Сталин наметил уничтожить также их самих как нежелатель­ных свидетелей его преступлений и как своих прямых соучастников в подготовке фальсификаций, направленных против старой ленин­ской гвардии».

Что касается позорных проколов и несообразностей на августов­ском 1936 года и на последующих судебных процессах, о которых весь мир известили многие зарубежные информационные агентства, газе­ты и журналы, то Ежов представил эти просчеты как результат актив­ного противодействия со стороны Молчанова и других руководителей НКВД, включая самого наркома Ягоду.

В своем недовольстве работой возглавляемого Молчановым секрет­но-политического отдела ГУГБ НКВД Сталин еще больше укрепился по­сле побега из-под стражи героя Гражданской войны Гаи Дмитриевича Гая (настоящее имя Гайк Бжишкян), начальника кафедры военной истории Военно-воздушной академии имени Н.Е. Жуковского. Положенное ему звание комкора он получить не успел, потому что был арестован в июле 1935 года за то, что, «будучи выпивши, в частном разговоре с беспартий­ным сказал, что “надо убрать Сталина, все равно его уберут”».

В Первую мировую войну Гай воевал на турецком фронте, за хра­брость получил три Георгиевских креста и был произведен в прапорщи­ки. Летом 1918 года он командовал отрядом Красной армии в районе Сенгилея, южнее Симбирска. После захвата белыми Пензы, Самары, Симбирска отряд Гая оказался отрезанным от основных сил красной 1-й армии. Вышедший из окружения трехтысячный отряд стал основой при