Научная дипломатия. Историческая наука в моей жизни - Александр Оганович Чубарьян
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Год 2016
Вопросы к истории
08.03.2016, «Огонек», Светлана Сухова
Возможно ли написать учебник, который ответит на все вопросы к прошлому и вызовы настоящего? С главой Института всеобщей истории РАН академиком Александром Чубарьяном беседует Светлана Сухова – журнал «Огонек».
Так получилось, что всемирный день историка в этом году совпал с III Всероссийским съездом учителей истории. Отраслевое, казалось бы, событие стало знаковым: бурная жизнь смела пыль с привычных концепций, и выяснилось, что с каждым годом у нас все больше вопросов к прошлому и все острее дефицит вменяемых ответов на них. Разнобой во взглядах на минувшее и в толкованиях былого давно вышел за рамки узкопрофессионального дискурса и стал предметом интереса всеобщего. В дискуссию втянуты не только ученые и учителя, но и общественные организации, власть, даже церковь. За кипением страстей и подготовкой к съезду наблюдал «Огонек».
О том, как история в наши дни стала горячим предметом, об идеальном учебнике, который ответит на все вопросы к прошлому и вызовы настоящего, «Огонек» расспрашивал одного из организаторов съезда, главу Института всеобщей истории РАН, академика Александра Чубарьяна.
– Александр Оганович, о чем пойдет речь на съезде?
– Учителя, а их ожидается более 500 со всей России, сами попросили большую часть обсуждения посвятить освещению «трудных тем» в истории. Таковых набралось свыше 30.
– И что считается сложным сегодня?
– Например, происхождение Древнерусского государства. События на Украине не могли не сказаться… Я возглавляю несколько исторических комиссий с представителями разных стран, есть среди них и российско-украинская, которая сегодня де-факто не работает, но де-юре не отменена. В последний мой приезд в Киев пару месяцев назад ее сопредседатель и мой коллега – украинский историк – не захотел со мной встречаться, а ведь до недавнего времени нам удавалось находить компромисс. Сегодня это непросто. На Украине, например, бытует мнение, что Древнерусское государство – миф, а Киевская Русь – это Украина.
– И в России есть сторонники такой концепции?
– Нет, у нас другое: учителя в Поволжском регионе, например, видят некое особое влияние кочевников на происхождение Древнерусского государства. В большинстве запросов для предстоящего съезда в качестве одной из трудных тем называлась оценка личности Ивана Грозного. Да и к Петру I есть вопросы: хорошо, например, или плохо, что он прорубил то самое окно в Европу?
– А как же Великая Октябрьская, Гражданская война и вообще советский период? Надо думать, тут пересмотру подверглось все и вся…
– Главная сложность в оценке этого периода в том, что огромная база источников по нему, накопленная в советское время, не работает, – она была слишком политизирована и идеологизирована. Речь не о фальсификации, а об однобокости подачи. Но уверен, что в следующем году нас ждет всплеск дебатов по темам Октября – юбилей как-никак! И сегодня страсти не утихают: левая группа российских историков будет доказывать значимость революции, ее ценность для России, а либеральная часть – то, что Россия из-за Октября упустила шанс пойти по пути демократической парламентской республики. Когда в последнем учебнике мы записали, что все – и Февраль, и Октябрь 1917 года – события одного процесса, недовольны были и те, и другие. Но нам удалось найти компромисс и записать, что Февраль и Октябрь 1917 года – это Великая революция в нашей истории, а Гражданская война – столкновение двух сил, каждая из которых обладала своей правдой. Но и революция, и Гражданская война стали трагедией для народа, привели к огромным жертвам, к массовому отъезду интеллигенции. Такая точка зрения более или менее принимается всем учительским сообществом.
– Более или менее?
– Это хорошо, что сегодня во главу угла ставится патриотизм и патриотическое воспитание, но плохо, что это понятие понимается несколько однобоко. Быть патриотом не значит говорить только о победах. Можно гордиться своей страной, в истории которой были и ошибки, и преступления, и героизм, и победы.
– Уже в этом году мы отмечаем еще один юбилей – столетие Брусиловского прорыва и всей военной кампании 1916 года. В преподавании этого периода истории тоже есть сложности?
– Первая мировая для России – это до недавнего времени «тщательно забытая война». У нас ведь почти нет памятников той войне, хотя имеются тысячи – войне последующей, а в Европе все наоборот… Никто в России не подвергает сомнению героизм русской армии, ее вклад в победу (Нарочанское наступление, Брусиловский прорыв), но в то же время Первая мировая война была тяжелым периодом для России. Хорошо, что сегодня интерес к нему возрождается. Один американский политолог объяснил это тем, что все случившееся в XX веке вышло из Первой мировой. Значимость ее наконец-то была признана и в России: изменена периодизация истории – раньше новейший период отсчитывали с октября 1917 года, теперь – с августа 1914 года. Это в советское время было некорректно заявлять, что революция – следствие войны.
– А теперь?
– Я убежден, что революции не возникают в результате демонстрации женщин на улицах Петрограда. Нужно понять, какие силы включаются, которые сами участники событий не в силах контролировать. Ведь и с Первой мировой войной было так же: документы свидетельствуют, что никто из участников такой войны не хотел. Значит, есть какой-то «спусковой механизм», действующий помимо воли «игроков». И сегодня многие ищут этот «механизм». Возможно, этим и объясняется такой всплеск интереса к событиям Первой мировой войны – конференции чуть ли не в каждой стране, идет активная оцифровка архивов. Есть и российско-германский проект, немцы считают оцифровку документов одним из главных достижений в нашей совместной работе.
– А вы?
– Я думаю, что главное достижение – это совместное учебное пособие по истории (XVIII–XX века). Аналогичную работу мы проделываем и с поляками, и с французами. В апреле состоится презентация российско-польского учебного пособия. С поляками, кстати, было сложнее работать, чем с немцами, хотя для начала и взяли не самый противоречивый век в наших отношениях – XIX, но в нем оказалось два польских восстания, подавленных царской армией, и этого было достаточно, чтобы вызвать жаркие споры. Пикантность ситуации в том, что в советское время эти восстания оценивались со знаком плюс, поскольку были направлены против самодержавия.
– С немцами добиться консенсуса по истории XX века, наверное, было еще сложнее?
– Нет, мы и начали с самого сложного – с прошлого века и уже полгода назад выпустили единое учебное пособие для учителей средней школы России и Германии. Конечно, добиться того, чтобы все главы там были написаны одним пером,