Научная дипломатия. Историческая наука в моей жизни - Александр Оганович Чубарьян
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Если судить по сегодняшнему дню, учитывая международные процессы и конфликты, Брестский мир был судьбоносным актом?
А.Ч.: Он зафиксировал потерю Россией своих территорий. И хотя осенью его условия были аннулированы, фактически они остались «грабительскими и унизительными». Парадокс был в том, что, хотя в военном смысле Россия не проиграла войну, первый мирный договор, подписанный советской властью, предполагал и аннексию, и огромную контрибуцию, наложенную на Россию, все, против чего выступал Ленин в своем декрете «О мире». России не было в Версале, где собрались победители в Первой мировой войне. Туда пригласили лишь неофициальных представителей нашей страны из бывших царских дипломатов и Временного правительства. Это редкий случай в истории дипломатии: не проиграв войну, страна оказалась в числе пострадавших и фактически побежденных. Но с учетом ситуации, с моей точки зрения, альтернативы Брестскому миру тогда у большевиков не было. Во время заключительной фазы переговоров немцы начали наступление на Москву и Петроград, шла Гражданская война и террор…
Существует ли хоть какая-то толика правды во мнении, что Брестским миром большевики расплатились с Германией за то, что она помогла им взять власть?
А.Ч.: Нет. Я досконально изучил все дискуссии, которые велись в то время внутри большевистской партии. И этот довод никогда не фигурировал. Существовала надежда на Германию: большевики рассчитывали обернуть в свою пользу внутреннюю ситуацию в этой стране, которая в конце концов и вылилась в революцию ноября 1918 года. Если исходить из абсурдной логики расплаты, получается, что это немцы расплатились с советским правительством своей революцией. Впрочем, после Версаля оказалось, что у нас с немцами сходное положение в Европе: обе страны были унижены и обе в изоляции.
Удивительное впечатление создает эта история. Мы сами предложили заключить мир, а потом оказалось, что ввязались в такие неприятности, что не знали, как из них выпутаться.
А.Ч.: Совершенно верно. Ленин потом назвал брестский кризис величайшим кризисом в истории нашего государства и нашей партии. «Потому что разногласия коснулись» такого принципиального вопроса, как быть или не быть советской стране. В основе была общая утопичная и явно ошибочная установка на мировую революцию. В это время уже существовала Баварская Советская республика, вспыхнули революционные выступления в Финляндии, красные были и в Эстонии… Но глубокий анализ тех событий показывает, что европейская революция потерпела поражение. Русский пример остался единственным и неповторимым.
«Похабный мир»
01.03.2018, журнал «Историк», Дмитрий Пирин
Сто лет назад, 3 марта 1918 года большевики подписали с Германией и ее союзниками сепаратный мирный договор, означавший выход России из Первой мировой войны. Была ли альтернатива Брестскому миру, который сам Ленин назвал «похабным»? «Историк» спросил об этом у научного руководителя Института всеобщей истории РАН, доктора исторических наук, академика РАН Александра ЧУБАРЬЯНА.
Брестский мир потребовал от молодой Советской республики огромных территориальных, экономических и моральных уступок. Однако именно он спас советскую власть, избавив центр страны от вполне вероятной немецкой оккупации.
«ЭТО БЫЛА ЕДИНСТВЕННАЯ АЛЬТЕРНАТИВА»
– Существовала ли к началу 1918 года альтернатива заключению мира?
– Есть разные точки зрения по поводу состояния России в конце 1917 года. Они так или иначе связаны с двумя вопросами.
Первый касается общего состояния России в предвоенный период. Раньше, в советское время, господствовало мнение, что страна была в полном упадке, на пороге краха. В рамках такого подхода получалось, что большевики спасли нашу страну, что именно революция позволила ей выжить и т.д. Сейчас распространена другая точка зрения, согласно которой Россия, наоборот, опережала все страны в своем развитии, и вообще мы были впереди планеты всей. Как мне кажется, это другая крайность. Видимо, истина, как всегда, лежит где-то посередине.
Второй вопрос: какое влияние на армию оказала революция? Сегодня общее мнение состоит в том, что армия в 1917 году абсолютно разложилась и развалилась. Причем развалилась потому, что солдаты, то есть крестьяне, одетые в солдатские шинели, жаждали вернуться домой, стремились, как говорится, «на местах приступить к революционным преобразованиям». Особенно после того, как в конце 1917 года большевики приняли Декрет о земле.
Офицерство и генералитет изначально приветствовали свержение монархии и отречение царя. Но вскоре оказались в смятении, потому что после Февраля 1917 года были проведены такие решения, которые в корне меняли положение дел в армии. Прежде всего речь идет об учреждении солдатских комитетов, которые фактически уничтожали принцип единоначалия.
Моя точка зрения заключается в том, что уже к середине 1917 года армия была абсолютно не готова вести войну и, самое главное, не хотела это делать. Признаком чего стал разрыв между стремлением Временного правительства продолжать войну, сохраняя верность союзническому долгу, и реальными условиями для этого, в первую очередь обусловленными именно нежеланием большинства населения и армии воевать. Поэтому единственная реальная альтернатива состояла в прекращении войны.
– Тем не менее вот уже сто лет большевиков периодически обвиняют в предательстве: мол, пошли на сговор с врагом. Несправедливо?
– После Октября 1917 года большевики, реализуя свои обещания дать «мир народам», вели переговоры, которые, как известно, закончились подписанием перемирия. На мой взгляд, это было данью реальному положению дел, ни в коей мере не было изменой России и вполне отвечало настроениям и чаяниям основной части населения.
Другое дело – уже сам Брестский мир. Это был мир навязанный, продиктованный очень жесткими обстоятельствами и уже состоявшимися в ходе войны территориальными переменами.
ОСЛАБЛЕНИЕ ПЕРЕГОВОРНЫХ ПОЗИЦИЙ
– Была ли возможность заключить его на более мягких условиях?
– Я думаю, что вряд ли. В той ситуации, которая сложилась, с учетом позиции Германии, думаю, нет. Но это было связано еще, безусловно, с внутренними разногласиями в большевистской партии. Первоначальные условия, которые выдвигали немцы, были более терпимыми для России, однако, как мы знаем, среди лидеров партии не было единства по этому вопросу. Владимир Ленин выступал за немедленное подписание мира, Лев Троцкий колебался («ни мира, ни войны»), левые коммунисты во главе с Николаем Бухариным и
