«Коль дожить не успел…» Воспоминания о Владимире Высоцком - Игорь Васильевич Кохановский

В кино – заканчиваю съемки «Интервенции». Через месяц совсем закруглюсь.

А «Служили два товарища» затягивается. Все основные сцены впереди. Ездил в Одессу и Ленинград. Измотался окончательно. А тут еще в промежутках встречаюсь со своими почитателями, пою, в учреждениях, в институтах и т. д. Месяц назад был в Куйбышеве. У них там есть молодежный клуб и отличные ребята, которые каким-то образом такую развели свободу, что мне дали выступить во дворце спорта по 7 тысяч человек, два концерта. Ощущение жуткое. Громадное здание и одна моя небольшая фигурка средь шумного зала. Но приняли грандиозно. Раздал автографов столько, что если собрать их все, будет больше, чем у Толстого и Достоевского. Ставил свою подпись, а иногда слова из песен или что-нибудь вроде «Будьте счастливы». Получаю бездну писем с благодарностями за песни из «Вертикали». А альпинисты просто обожают.

Вот видишь, Васёчек, как все прекрасно! Правда?

Дома все замечательно, дети здоровы, Люся тоже, дома изобилие, даже ёлок и то две и обе наряжены. Ребятушки одеты, обуты, все слава богу. Здоровье мое крепкое, стал малость засекаться на прямой, ну да это пройдет.

***ная эта жизнь!<…> Ничего не успеваешь, писать стал хуже и некогда, и неохота и не умею, наверное. Иногда что-то выходит и то редко. И ни с кем, ни про что не поговорить. И все звонят – приходи <…> и все время чего-то догоняешь, и не хочу ничего и никого видеть и не делаю то, чего хочется, потому что сам не знаю, чего хочется. Одно знаю точно, что есть только работа, много работы. И больше ничего. А деньги – это дерьмо, хотя их хорошо тратить.

А детей своих я не вижу почти совсем и с бабами своими я запутался окончательно, а ломать ничего не хочу и не буду, во-первых, не решусь, а во-вторых, не очень хочется. Недавно поймал себя на мысли, что нет дома, куда хочу пойти и друзей нет в Москве. Епифан занял у меня 300 рублей, не смог отдать и сгинул, вот уже 4 месяца не звонит, только где-то на стороне рассказывает, что вот де он друга потерял. А я у него ничего и не просил, хрен с ними. А он ходит и хвастается, мудак, какой он одинокий, жить негде, денег нет, а к Высоцкому ему пойти нельзя, потому что он ему должен. И гордится этим.

Вот, мол, я какой – не как все.

Роман мой с Татьяной затянулся. У меня никогда так долго не было. Но… хоть это и прекрасно, однако, толку нет и не будет. А она с мужем разошлась, живет в одной комнате с ним и не общается. А я только сочувствую и все.

Я придумал кое-что написать всерьез, но пока не брался, все откладываю.

Вот, мол, на новой квартире возьмусь, а ведь знаю, что не возьмусь, что дальше песен не двинусь, да и песни-то, наверное, скоро брошу, хотя неохота.

Да! Васёчек!!!! Строим мы кооператив теще. Она переедет к лету, а мы на «Беговую». В отдельную комфортабельную квартиру с разделенными удобствами. Тут мне недавно какая-то девица из Харькова написала, что она меня выбрала, но «неужели и вы строите кооперативную квартиру», говорит. Я иногда, Васёчек, очень жалею, что бросил пить. По-моему, я тогда лучше жил и делал, как мне хочется и не оглядывался, а сейчас я стал общественный элемент и кумир молодежи, а это, наверное, работает как тормоз, что ли или как сдерживающий центр. Ладно! Вот что! Ты давай там завязывай со своими делами и приезжай. Вдвоем разберемся. Я всю эту слезливую тираду написал, чтобы тебя разжалобить и чтоб ты приезжал. А то ты там золото решил мыть. Ты что обалдел? Ты его мыть, а его в Канаду или на медали спортивные. И не думай. Вот приедешь – займемся твоим трудоустройством, и я развяжу ненадолго с тобой. Вот. Я, действительно, Гарик, очень по тебе скучаю и часто думаю – был бы Васёчек рядом – все было бы хорошо.

Теперь про твои дела. Я очень давно не видел обоих наших модных поэтов. И еще – у меня токае ощущение, что они не будут этим заниматься. У них своих дел – воз. Женя, правда, сказал, давай, давай, приезжай – и уехал в Чили.

Где он сейчас – не знаю. Но <…> Васёчек, когда ты приедешь, нужно будет все делать на месте и с тобой. Если от них что-нибудь зависит, – мы их возьмем за зебры, а может, и не их. Ты говорил про отдел поэзии в каком-нибудь журнале. Буду узнавать. И мне кажется, Гарик, что вообще для тебя постоянная работа всегда найдется. Тем более, что она тебе не главное. Тебе надо писать. И время на это. Верно? Так что ты приезжай и все. Матушка твоя тоже стосковалась, а уж шалава, наверное!.. Ну, хрен с ней, Васёчек! Ты там смотри не женись! Да еще на чукче. А то дети пойдут косоглазые, а их с китайцами могут перепутать. А потом будешь ты всю жизнь заниматься переводами с чукотского, потому – уж если ты выберешь чукчу, то обязательно поэтессу.

Новостей в Москве нет. Вы там знаете больше нашего. Вон какое ты мне поздравление прислал. Эвон как лихо Есенина переиначил, на свой магаданский манер. Правда, в Москве бурными темпами идет градостроительство гостиниц, для улучшения жизни иностранцев и командировочных.

Очень я буйно отметил Новый год, посидел в незнакомой компании до 2-х, потом попел до 3-х, а потом уехал к Татьяне, а Люсечку проводил домой и сказал, что поеду к Любимову. Обманул то есть. Страшно, аж жуть!

Акимов сделал на Мосфильме диплом – новеллу на три части. Говорят, хорошо, но идеологически не выдержано. Акимов, значит, туда же. Но, говорят, оставили на Мосфильме.

Больше писать не буду. А то совсем с ума балдел. Ты это письмо прочти и сожги, а то здесь много компрометирующих меня слов и соображений. И есть так же матерные слова. За них боюсь особенно.

А вот отрывки из новых песен:

Сказка – Лукоморье

И русалка – вот дела! – честь недолго берегла

И однажды, как смогла, родила.

Тридцать три же мужика