Олений колодец - Наталья Александровна Веселова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ни огонь, ни пуля не потребовались. Известно же: настоящий полярник не боится ничего, включая белую медведицу. Макарушка и не боялся – мама с женой отучили. Не испугался он и когда их льдина села на мель, как неуклюжая посудина, и начала разваливаться на части. Известный бесшабашной храбростью полярный ас сумел посадить свой верткий полярный самолетик при почти отсутствующей взлетно-посадочной полосе, но Макар отказался покидать терпящую бедствие станцию с первой партией спасенных: до возвращения самолета он надеялся подготовить к эвакуации свое нежно любимое детище – уникальный, собственными руками доведенный в полярной ночи до ума ценный прибор, анализатор биогенных элементов в воде. И снова самолет сумел благополучно сесть на драматически коротком обломке льдины, а оставшиеся отчаянные зимовщики успешно погрузили на борт все потребное, включая на этот раз и самих себя. «Поехали!» – весело крикнул ас и махнул рукой, подражая первому земному космонавту. Они поехали. Разогнались. Подпрыгнули. Зацепились за торос.
Об этом Савва узнал спустя полгода.
Разведенные пятидесятилетние отцы взрослых женатых мужчин членами семьи последних не являются и в расчет никем не берутся; они не получают страховок и компенсаций, их не благодарят за воспитание замечательных сыновей. Они вообще не учитываются ни в какой статистике. Поэтому, озверев от неизвестности, Савва несколько раз звонил своей малознакомой невестке сам, каждый раз получая от нее издевательский отлуп: «Если бы мой муж хотел с вами общаться, то нашел бы способ дать о себе знать», – но однажды позвонил, как обычно, а она вдруг сорвалась на заурядный крик, высветивший всю ее мелкую суть разом:
– Хватит уже тут разнюхивать, понятно? Зарубите себе на носу: по закону все выплаты получаю одна я и с вами делиться не собираюсь! У меня трое детей, между прочим, поэтому не надейтесь, что вам что-то отломится! А то, ишь, хитрые какие отцы пошли: всю жизнь сын не нужен был, а как погиб и деньги положены, так сразу телефон обрывают…
– Подождите, кто погиб? – искренне недоумевая, спросил Савва. – Я не понял, кто у вас погиб-то?
Часть 2
Глава 1. Мертвая петля
Свершается страшная спевка, —
Обедня еще впереди!
– Свобода! – Гулящая девка
На шалой солдатской груди!
М. Цветаева
Ближе к концу марта над Петроградом встали особенно багряные закаты – и яркие солнечные дни долго и страшно догорали над городом, переливаясь всеми оттенками крови, – но люди с улыбкой поправляли пунцовые банты на пальто или ленты на шапках, передергивали плечами: ну, какая кровь? – это сама весенняя Природа созвучна нашим революционным чаяниям, вот и развесила в небесах свои флаги и транспаранты!
На темно-зеленой шинели Саввы Муромского, красиво гармонируя с синими петлицами и околышком фуражки, тоже гордо трепетали алые шелковые язычки – и он шел по бурлящему Невскому, чувствуя во всем теле странную, а в условиях привычного голода – так и вовсе непонятную невесомость. «Господи, как же хорошо! Как легко дышится! Какая благодать в самом воздухе! А люди, люди-то какие вокруг! Сколько вдохновенных, прекрасных лиц! А глаза! И ведь это – навсегда теперь, потому что – свобода! И вон тот солдат – мой брат, и никакой неловкости не будет, если я сейчас подойду и обниму его! И этот толстяк в золотых очках и с мерлушковым воротником! Если бы я вдруг попросил у них хлеба – мне бы отдали последний кусок! И я сам бы отдал – вон той барышне в серой шубке, у которой красный бант даже не на воротнике, а на шляпе! Какое счастье – жить, просто жить и дышать в эти дни, Господи!» – такие примерно мысли крутились в голове у Саввы в тот мартовский пронзительно синий, золотом облитый день, в котором как растворились, совсем незаметны были и невероятная, никогда прежде не виданная в родном городе грязь, и хищный, угрюмый блеск в глазах иных освобожденных граждан… Савва уже встретил нескольких знакомых студентов – всех с ослепительно красивыми, как на подбор, барышнями. Голова шла кругом – одухотворенно сверкая глазами, по-доброму перебивая друг друга, они делились вчера еще утопическими – но именно сегодня казавшимися полностью осуществимыми идеями о переустройстве внезапно оказавшегося в их молодых руках мира… Курсистка уже завтра начинала организацию первых ясель для детей работающих женщин, молодой человек в форме Политехнического института потрясал рулоном совершенно исключительных чертежей передовой машины, юная женщина-врач рвалась немедленно ехать куда-то «на чуму», студент историко-филологического факультета зазывал на заседание вновь созданного литературного общества… Савва пылко пожимал руки, уславливался о встречах и совместной деятельности, предлагал помощь, самое жаркое участие… И шел дальше – жадно глядя, слушая, обоняя. Вот проехал знаменитый летучий дозор на машине – группа серьезных рабочих и солдат с ружьями и пулеметом: не посягнет ли кто-то на честь юной девы-Революции?
«Нет, положительно – как же мне повезло застать такое время на земле! – рассуждал Савва сам с собой. – Пройдет полвека, все устоится в справедливости, и каждый будет трудиться на своем месте… А эти дни уже никогда не повторятся, газеты потеряются… В гимназических учебниках напишут, конечно, – но сухо и казенно… Во всяком случае, не передадут сегодняшний неповторимый дух… Этот самый, который я теперь вдыхаю… Светлый, прозрачный – но в нем и горечь – от невосполнимых потерь. Сколько погибло людей за то, чтобы я мог вот так просто идти по Невскому и думать обо всем! Володю убили… Лену искалечили… И не одни же они – сотни, и это только в Петрограде… Стану старым, скажу внукам: вот вы сейчас живете счастливой жизнью в свободной стране, – а я ведь помню, как все начиналось… Я своими глазами видел!» – и он качал головой в легком изумлении перед тем, чему довелось быть не безгласным свидетелем, а горячим участником.
Неподалеку от Думы снова кто-то бурно митинговал, реяли над толпой кумачовые транспаранты – с прежним любопытством Савва приблизился, прочитал белые, вкривь и вкось
