Олений колодец - Наталья Александровна Веселова

опасней: то пробрались через чердак в чей-то запертый дом – и бродили по нему в темноте со свечами до тех пор, пока – обоим одновременно, вот что удивительно! – не примерещилось в высоком потрескавшемся зеркале чье-то уродливое лицо; то уехали на велосипедах (второй был девичий, Катин, который она терпеть не могла и охотно одалживала брату) за двадцать верст – и прыгали на них, разгоняясь до немыслимой скорости, с невысокого обрыва на отмель реки – и, конечно, чудом не убились сами, а обе свои «машины» разбили в хлам, так что возвращаться пришлось пешком; то решили «заглянуть за грань жизни», как поэтично назвал это занятие Савва, – а именно, погрузиться под воду стирального затона с тяжелым камнем на шее, не дававшим быстро всплыть до назначенных ста секунд, – и Клим легко отсидел под мостками целых сто восемнадцать, а вот потерявшего сознание Савву ему пришлось вылавливать и откачивать после девяносто четвертой; то залезли на старую водокачку с целью изучения гигантского аистиного гнезда – но были атакованы внезапно нагрянувшими возмущенными и, как оказалось, вовсе не безобидными хозяевами, – так что едва получилось благополучно спуститься, вжимая головы в плечи под ударами мощных клювов… И неустанно бдели, метались над ними обоими, хлопая крыльями, их запыхавшиеся ангелы-хранители…

Ночь своего тринадцатого дня рождения в июле Савва решил отпраздновать особенным образом: после торжественного обеда, на который созвали приличных подростков со всех окрестных усадеб и дач, предполагалось, прокравшись в кухню, набрать остатков угощения, а заодно утянуть бутылочку сливовой наливки «для храбрости» и спрятать все в старом каменном погребе на заднем дворе. Поздним вечером, после того как доверчивые взрослые уснут, друзья сговорились вылезти в одно очень удобное, глядевшее в запущенный сад окно правого крыла, прихватить съестное и дунуть на мельницу с привидением, которое как раз обязано было как-нибудь проявить себя: накануне луне оставалось лишь чуточку выпятить бок до полной и безоговорочной круглости…

Но так получилось, что на мельницу – под безупречной, розоватой, как спелый персик, окружностью луны они отправились уже втроем…

Климу участвовать в детском веселье никто, разумеется, не запрещал, но на господский праздник мальчишку не пустила собственная мать, которая все не могла окончательно решить для себя, нравится ли ей его неожиданная перспектива вырваться из «кухаркиных детей» – во всяком случае, она не собиралась прислуживать в качестве горничной родному сыну, мило болтающему за столом с учеными институтками, – и он вынужденно застрял на кухне, пристроенный в помощники всем желающим. Савва же в этой навязанной компании примерно равных по положению детей скучал неимоверно. Жара стояла удушающая, есть теплую пищу не хотелось совсем – только бесконечно пить лимонную воду со льдом – а уж развлекать гостей… Хорошо хоть они слонялись по большому, потихоньку рассыпающемуся дому, все разглядывали, хватали в руки и тем сами себя развлекали. И в основном это оказались девчонки! Пришли с мамашами только три младших мальчика – и то какие-то хилые, бледные и в матросках, чуть что – шаркавшие ножкой. Все приглашенные девочки, достигшие неопределенного возраста «почти барышень», оказались одеты в белые муслиновые платья с кружевами и отличались друг от друга только длиной и цветом косичек, за которые очень хотелось – но строго возбранялось – подергать. Они держались замкнутыми группками, шептались, значительно переглядывались и подло прыскали противным смехом.

Но вдруг в гостиную словно влетел взъерошенный волнистый попугайчик: невысокая девочка лет тринадцати, с непривычно короткими, волнистыми рыжеватыми волосами была одета в веселое шелковое платье, похожее на ярко-синий полевой цветок. Оказалось, что это дочка соседей, несколько лет не приезжавших в свое захудалое именьице – и вот наконец сподобившихся. Девочка смело подошла к имениннику с подарком – чудесной моделью пиратской бригантины, – а рядом обозначился какой-то громкий усатый господин с золотой цепочкой поперек жилета, выразивший полную уверенность в том, что Савва обязательно «должен помнить его Ольку», потому что малышами в платьицах их выгуливали няньки «во-он по той каштановой аллее, которую даже из этого окна видно». Савва не сохранил никаких воспоминаний о тех прогулках, как и о первой своей няне, но Оля Бартенева немедленно ему понравилась тем, что у нее не было косы (а стало быть, соблазна на мелкое хулиганство), что ее платье резко отличалось ото всех остальных платьев в комнате, а главное – что она чуть ли не единственная на его же празднике держала Савву за человека. После первых обязательных фраз о нестерпимой духоте, желательности грозы и замечательном изобретении против ужасных комаров (по всей комнате стояли в блюдцах половинки лимонов, густо утыканные сухими коричневыми головками гвоздики) – эта маленькая «почти барышня» как бы испытующе посмотрела ему в глаза и вдруг сказала:

– Потерпите немножко: недолго осталось. Они не выдержат жары и скоро разбегутся, – и, поймав его радостно-удивленный, а, может, уже узнающий взгляд, пояснила: – Я по себе знаю. У меня две недели назад тоже был день рождения. Мы у маминого брата в имении гостили – и, разумеется, понабежали всякие там… Я их никого не знаю, а они щебечут, щебечут… И – жара. Мое любимое мороженое – фисташковое – растаяло, пока с ледника несли, и подали какую-то зеленую жижу… А у меня не было сил даже расстроиться. Зато, когда вечером все они уснули, я подбила мою кузину Валю вылезти в сад через окно. Мы сидели в беседке – такой маленькой, ветхой, в самом дальнем углу сада, там густые заросли, почти лес, – и разговаривали… обо всем на свете. Ночь была уже не жаркая, а такая… как шелковая… И только утром мы разошлись по комнатам. Знаете, если у вас есть друг, вы могли бы с ним сегодня… – ее глаза уже искали этого самого друга в комнате, равнодушно пробежались по прилизанным мальчикам, не нашли никого подходящего и вернулись с некоторым недоумением: – У вас ведь есть здесь друг?

– Есть! Его мать не отпустила сегодня ко мне… – он не рискнул объяснять причину, еще не вполне уверенный в том, что эта ни на кого не похожая девочка одобрительно отнесется к его дружбе с сыном горничной. – Но мы с ним точно задумали кое-что…

– Что же? Или это тайна? Но я никому не скажу, честное слово! Честное-пречестное! – Оля развернулась лицом, и Савва увидел, что глаза у нее совсем шоколадные, как две конфекты.

– От вас – нет. Тут неподалеку есть заброшенная мельница на реке, так мы с Климом – он очень хороший, в реальном училище учится – пойдем туда ночью ловить привидение. И сегодня как