Надежда - Шевченко Лариса Яковлевна

Не знаю, сколько времени я пребывала в состоянии восхитительной эйфории. Она исчезала постепенно. Растворялась. В этот вечер никакие неприятности не могли испортить мне настроение. Я находилась вне мелочей жизни и воспринимала только хорошее! Я ощущала себя несколько заторможенной, переполненной добрыми эмоциями, какой-то нежно задумчивой.

Еще бы не задуматься после такого чудесного общения!

ДЯДЯ КОЛЯ

Пришла из школы. Не успела пообедать, как на кухне появилась бабушка и с укором спросила:

— Что натворила на уроке? Опять от матери достанется! Видать, Господь дремал, когда такое шило на свет производилось!

— Чурбаном сидеть лучше? — огрызнулась я и смутилась.

— Знаешь ведь, что виновата, — недовольно покачала головой бабушка.

— Виновата. Подсказывала. А потом разошлась и учебник Вовке подсунула, чтобы по рисунку рассказывал. Он урок не выучил.

— И не жалко тебе учительницу?

— Но «географичка» такая скучная! — насупилась я, вникнув, что и Вовке пользы от моей «помощи» не было.

— Мало в тебе снисхождения к людям. А если бы ты была учительницей? Ну, как, приятно? — мягко выговаривала мне бабушка.

Вошла мать, с порога оглядела меня колюче неприязненно и набросилась: «Начисто позабыла совесть! Без фокусов не можешь! Все что-нибудь преподнесешь! У тебя вечно «не понос так золотуха!» Я сразу поняла: будет лекция на полтора часа. А зачем? Что нового скажет? Я знаю, что тормоза у меня иногда отключаются, только лекциями их не закрепишь. Сплошная невезуха!

Принесли телеграмму. Я, кажется, спасена!

— Садись на велосипед и мчись на станцию! Люся с мужем едет. Поезд через полчаса, — резко, властно приказала мне мать и грохнула дверью.

«Ура, головомойка отменяется!» — обрадовалась я.

Сестра Люся привезла с собой шестимесячного Сережу. Настроение у всех приподнятое, праздничное. Я с удовольствием помогаю на кухне. В нашей однообразной домашней жизни приезд гостей всегда как смена декораций или новый спектакль.

За столом дядя Коля, муж Люси, шутил, рассказывал хорошие анекдоты. Всем было весело. Потом я мыла клеенку, а дядя Коля разложил руки на столе и читал газету, словно не замечал, что я прибираю. Тогда я, смахивая крошки, в наказание столкнула его руку со стола. Он тут же машинально убрал вторую. А буквально через пять минут мать вызвала меня на кухню за шторку и зашипела:

— Николай на девять лет старше тебя. Он чужой муж, а у тебя хватило наглости трогать его!

— Я всех просила убрать руки со стола! — раздраженно оправдывалась я, осознавая, что повела себя грубо по отношению к гостю.

— Что Люся может подумать?

— Что я невоспитанная. Виновата, исправлюсь. Брата много раз толкала, чтобы на стол во время еды не ложился, и он не обижался, — пыталась я защитить себя. — А если бы я Люсю задела мокрой тряпкой, вы бы меня тоже ругали?

— Тебе уже тринадцать лет. Соображать надо. У него семья, ребенок, — продолжала возмущаться мать.

— Получается женщин и детей можно толкать, а мужчин — нет? — злилась я, не понимая, чего она от меня хочет.

— Марш во двор! — сердито приказала мать и пошла к гостям.

«И чего накинулась? Какое я преступление совершила? Зачем трагедию делать из пустячного, ну пусть даже грубого поступка?» — в замешательстве недоумевала я.

Вечером пожаловалась подружке Лиле:

— Представь себе, я из вредности толкнула дядю Колю, так она как закричит: «Опять в дурь понесло? Что с тобой дальше будет, если сейчас с мужчинами так ведешь!? Задать бы тебе сейчас хорошую взбучку!» Потом в сарае продолжила ругань... Понеслись обычные тары-бары-растабары... Что творилось! Жуть! Я просто онемела от непонимания и обиды. Она не спускает мне ни малейшего промаха. Я чувствую себя бесконечно несчастной. Выть хочется до посинения. Внешне я абсолютно не реагирую на гневные взгляды и слова матери, игнорирую их. А душа разрывается...

— Твоя мама вообразила, что ты повела себя с зятем как взрослая женщина. Дядя Коля тебе нравится? — спокойно спросила Лиля.

— Он же не школьник? — удивленно вскинула я брови.

— Мать все твои поступки оценивает со своей колокольни. Она забывает, что ты мыслишь по-детски. Не помнит, какой сама была в твои годы.

— Лиля, какое она имела право думать обо мне плохо? Она всегда находит повод представить меня гадкой. Мне даже в голову не приходит то, что она про меня придумывает. Что ее вдохновляет на подобные мысли? В свое оправдание скажу: я не могу догадаться, чего она себе может нафантазировать. Она кошмарно непредсказуема. В ее суждениях всегда много преувеличений. Сколько можно причислять меня к самым худшим? Почему я всю жизнь должна доказывать ей, что я хорошая? Почему она мне не верит? — кипятилась я.

— Успокойся. Справедливости ради скажу, что мать волнуется за тебя, боится, чтобы с тобой чего плохого не случилось. Она тебе добра желает. Не сердись на нее.

— А нельзя без крика объяснить, в чем я не права, без обидных наговоров? Ведь с учениками она умеет обращаться. Ее любят. А со мною она как жандарм. Мне иногда хочется ей сказать: «Вот возьму и сделаю какую-нибудь гадость, раз вы все равно считаете меня дрянью, и тогда не обидно будет выслушивать оскорбления». Чего она на пустом месте волнуется? — спрашивала я подругу, продолжая обижаться на мать.

— Может, в ее жизни были какие-то печальные моменты, от которых она теперь хочет оградить тебя, — спокойно объяснила Лиля.

— Пуганая ворона куста боится? — зло съязвила я.

— Остынь. У каждого человека свой характер. Взрослого не перевоспитаешь. Может, когда вырастешь, ты будешь такая же?

— Нет, я буду понимать своих детей и подробно, по-дружески растолковывать непонятное! Почему ты лучше меня понимаешь взрослых? — грустно спросила я подругу.

— У меня две старших сестры. Мама часто беседует с ними, а я на ус мотаю, — засмеялась Лиля.

— Тебе повезло. Твоя мать никогда не ругается, — вздохнула я.

— Моей маме проще. Она не работает, только домашнее хозяйство ведет. А твоя мать на работе держит себя в руках, но очень устает, нервы у нее на пределе. Дома ей хочется расслабиться, — а тут ты с фокусами.

— Но я же не нарочно! Я не зловредная. И не такие уж серьезные мои проступки, чтобы так грубо меня обругивать. Я не обижаюсь, когда достается за дело. Наказание должно соответствовать «преступлению», — пошутила я горько.

Я не во всем согласилась с Лилей, но все-таки мне стало легче. Мы обнялись и пошли провожать друг друга: от ее дома к моему, потом назад...

Тихо легла в постель. Мыслей много. Наверное, Лиля права. Зачем я огрызаюсь, когда виновата? Во мне сидит какой-то колючий зверек и выставляет шипы наружу. А ведь от них может быть больно другим. Но я так защищаюсь. Я слишком обидчивая? А бабушка никогда не кричит. Если увидит что-то, с ее точки зрения не вызывающее одобрения, то сразу мягко и тактично делает замечание. Не устраивает промывание мозгов. Да, надо взрослеть.

Лиля, ты умеешь терпеливо выслушать меня. Тебе всегда интересно и небезразлично все, о чем я рассказываю. Счастье — иметь такую подругу!»

ЦВЕТЫ НА ВЫПУСКНОЙ

Встретилась в магазине с Володей Пановым. Он со станции. Вежливый такой, немного стеснительный. Мы давно не виделись. Он сам ко мне подошел и позвал съездить за цветами для выпускников. Я не дала согласия, но обещала попробовать сбежать из дому на часок. Уговорила брата подстраховать меня на всякий случай и в назначенное время стояла у моста.

Компания была уже в сборе. Мальчики предложили девочкам сесть на рамы велосипедов. Мне не нравится ездить таким манером, но никакой мальчишка не позволит везти себя девчонке. Понятное дело. Мужчины. Придется потерпеть.

Притормозили у одного палисадника. Володя осмотрел цветы и сделал вывод: «Не подойдут». Подъехали к другому. «Отличные», — уверенно сказал он и открыл калитку. Только тут я поняла, что цветы мы не будем ни покупать, ни просить. Я рассердилась: