Надежда - Шевченко Лариса Яковлевна

Я молча слушаю Катю и вспоминаю наши детдомовские «сказки». «Дети иногда врут охотно и бессмысленно, получая от этого чистое, бескорыстное удовольствие», — услышала я как-то в учительской. Не знаю. Может быть. Мне подобное не встречалось. Помню: испытала ужас и отвращение, когда поняла, что взрослые врут. От одной только мысли о лжи я жутко разволновалась, будто меня саму поймали на месте преступления.

Почему пятилетняя Катя запомнила красные шарики? Может, ее сознание рисовало не жуткие картины драк пьяных родственников, а фантастические сюжеты, помогавшие ей отвлечься от страхов? Маленькими мы часто сочиняем себе хорошую жизнь. Потом события и фантазии перемешиваются в голове, и мы уже не помним, что происходило на самом деле. Память оставляет доброе и красивое. Катя говорила: «Собака позвала собаку». Это же выдумка! Зачем про милицию сказала? Я же сразу догадалась, что участковый был частым гостем в их семье. Родителей защищает, выгораживает? Они должны быть самыми хорошими? Понимаю. Как бы в ответ на мои мысли слышу:

— Родители ко мне не приезжают. Оба деньги зарабатывают, чтобы всех из детдома забрать. Нас тут пятеро. Я — вторая.

«Я ничего не слышала о своих родителях и придумывала их. А Катюша раньше жила в семье, а все равно сочиняет. Кому из нас хуже? Конечно, ей», — думала я с грустью.

— А ты знаешь, — как-то очень сурово поведала мне Катя, — у нас когда-то одну девочку забрали в свою семью новые родители, а она подросла и стала предъявлять всякие требования. Да если бы меня взяли, я бы спала у них в прихожей на коврике и больше ничего не просила! Помогала бы во всем. Только бы они были у меня по-настоящему. Но чужой ребенок никому не нужен.

В ее голосе было столько безысходности, что у меня защипало в носу. «Неужели она совсем потеряла веру в то, что родители когда-нибудь заберут ее домой!?» — ужаснулась я.

А Катя продолжала печально рассказывать:

— Одна выпускница нашего детдома родила, а мужчина сбежал от нее. Теперь она живет с другим, а тот не хочет брать ее замуж с чужим ребенком.

«Слишком она взрослая для четвертого класса, Наверное, взрослее меня», — думала я, глядя на ее опущенные плечи и по-старушечьи согнутую спину.

— Катюнь, давай наперегонки плавать? — предложила я, желая отвлечь ее от болезненной темы.

— Больше не хочу, — возразила она раздраженно и уставилась в одну точку.

Купаться без Кати не хотелось. Я молча смотрела на искрящиеся брызги и прислушивалась к веселым крикам купающихся домашних детей. «Не получается у меня дружба с Катей. Почему она вся уходит себя?» — терялась я в догадках.

Катя поднялась с кучи песка и уже спокойным голосом сказала:

— Если завтра придешь сюда, я обязательно расскажу тебе удивительную историю про то, как пятеро детей из одной семьи воспитывались в нашем детдоме, как выросли и стали хорошими людьми. У них теперь у всех счастливые семьи. Они приезжали к нам на Новый год. Из моей семьи нас тоже тут пятеро...

Я поняла, о чем Катя недосказала. Мы попрощались.

Детдомовских увели, а я все сидела, погруженная в воспоминания и размышления. Рядом со мной шумели дети из Мурманска. Их каждый год привозят сюда погреться на солнышке. Одна девочка не идет купаться со всеми, а печально смотрит вдаль.

— Чего не купаешься? — спрашиваю.

— Не хочу, мне грустно. По маме скучаю. Я первый раз одна.

— Сколько дней в лагере?

— Десять.

— Пора привыкнуть. У нас же здорово!

— Мне без мамы нет радости.

— А как же другие?

— Я не такая.

— Здесь детдомовские часто купаются. Моя знакомая Катя третий год мамы не видит.

— Я бы не смогла.

Девочка смотрела вдаль и никак не выходила из состояния безнадежной грусти. Глаза ее были влажными.

— Столько у тебя счастья, а ты скулишь! Радуйся, что дома тебя ждет родная мама! — сказала я резко и побежала домой.

Сколько детей — столько и судеб. И все разные.

«ПОСИДЕЛКИ»

У меня тоскливое настроение. Вчера вечером я остановилась возле соседки, мамы моей подружки Зои. Она на лавочке какая-то грустная сидела. Разговорились мы с ней. Тетя Ксеня пожаловалась, что задыхаться стала и что сегодня ей особенно тяжело. Тут вышел ее муж, в принципе неплохой мужик, и стал сердито выговаривать, за то, что она к соседям пристает со своей болячкой. Я попыталась объяснить, что меня не затрудняет беседа с хорошим человеком и что я очень сочувствую его жене. Но он был раздражителен и резок. Мы понимающе грустно переглянулись с тетей и я тихо сказала: «Я завтра к вам загляну» И ушла домой.

А сегодня утром она умерла. Инфаркт.

Мать на станции. Я прибежала к друзьям.

Сидим на заднем дворе детдома на огромных спиленных тополях, болтаем ногами и разговариваем про жизнь. Рядом — «каптерка» (будка). Там два молодых электрика занимаются ремонтом движка.

— Слышали, что на Базарной улице случилось? — спрашивает Катя своих друзей.

— Нет, — ответили они недружным хором.

— Вовка Секин закончил школу и сбежал искать своих родных родителей. Соседка проболталась, что его грудным из детдома взяли, потому что своих детей не было.

— Сволочь и дурак твой Вовка, — возмутился шестиклассник Леша Воржев.

— Не друг он мне, знакомый, — оправдывается Катя.

— А я когда вырасту, обязательно маму найду, — тихо сказал Санек из первого класса.

— Зачем? — задумчиво спросил электрик дядя Витя, худенький невзрачный парень лет двадцати.

— Жить будем вместе. Я помогать стану. Со мной ей будет хорошо, — очень серьезно объяснил малыш.

— А если у нее муж, другие дети и ты им не нужен? — тихо спросил дядя Витя.

— Как не нужен? — упавшим голосом произнес Санек. — Может, она больная?

— Бывает, конечно, такое. Только редко.

Я почувствовала в голосе дяди Вити пронзительную горькую обиду и осторожно предположила:

— Вы тоже детдомовский?

— Был. И тоже искал мать, — ответил он хмуро.

— Нашел? — с надеждой в голосе, с бьющимся сердцем спросила я.

— Да.

— И что? — заволновался Санек.

— Сначала поверил, что замаячил призрак любящей семьи... Теперь только здороваемся, когда бываю в родном селе. Хотя какое оно мне родное? Сначала дом ребенка в городе, потом детдом.

— Почему вы с мамой не живете? — удивилась Катя.

Дядя Витя задумчиво пожевал губами, затем заговорил раздраженно, будто сплевывая слова:

— Матерью по привычке, для проформы называю. Мы с ней совсем чужие люди. Я — ее «ошибка молодости», ее позор, ее «хвост». Она стесняется меня. Даже к себе в дом не пригласила. У нее другая семья... Я тоже раньше услаждал свой жадный слух невероятными россказнями и возводил прекрасные замки мечты... Собрал манатки и больше там не появлялся. Жестоким заблуждением оказалась светлая детская мечта. Заруби это себе на носу, сынок! В отпуск к другу езжу. Мать его тоже с двух месяцев оставила в детдоме, но потом очень казнилась. Худющая была с горя, пока не нашла его. В войну след многих детей терялся.

— А папу искали? — с боязливой надеждой спросил Санек электрика.

— Хмырь он, из тех мужиков, которые говорят: «Наше дело не рожать...» — грустно усмехнулся дядя Витя. — Мать целый год ждала его покорного рыдающего возвращения, все надеялась, что мой отец женится на ней хотя бы ради сына. А потом оказалось, что три женщины в одно и то же время от него детей заимели. Мать чуть не покончила с собой.

— Не повезло вам, — вздохнул Санек.

Дядя Витя зло сплюнул, а потом вдруг спросил напарника:

— Андрей, а ты об отце часто вспоминаешь? Просвети нас.

— Редко.

— Скрываешь? — сочувственно возразил ему дядя Витя.

— Если быть беспощадно честным, скажу: хотел бы только раз увидеть. Узнать, какой он. И все. Теперь он мне не нужен, — сдержанно ответил дядя Андрей.

— А если бы помощь предложил? — поинтересовался напарник.

— Обойдусь. Иначе уважать себя перестану. Мать же смогла вырастить меня без подачек. Правда, я почти не видел ее. Она целыми днями на работе была. Прибежит, спросит, как школа, не обижают ли ребята, ужин приготовит и сваливается на кровать. Жалел я ее.