Она - моё табу - Настя Мирная

— А то ты не знаешь, у кого в долг взять. — подтрунивает Нимиров с верхней полки, свесив вниз голову.

— У тебя хуй чего возьмёшь. — продолжает изливаться тоской Герман.

— Хуй как раз-таки можешь взять. В рот. — ржёт придурок.

— Эй, пидарские темы тормозите. — бросаю, сдерживая ухмылку.

Когда восемь месяцев проводишь исключительно в мужском коллективе, рождаются соответствующие шуточки и подколы. Услышь их гражданские — как нехер делать, открестяться, приняв за голубых. Раньше столкнись с подобным, и сам в ахуе был бы, но теперь уже свыкся.

— Так как их бросить, если бабы только снятся? — тарабанит Сеня, соскакивая вниз.

— Проститутку снять. — обрубаю, лишь мельком бросив на него взгляд.

— У Герыча денег, даже на шаверму нет, а то на шлюху найдутся. Как же. — откровенно стебётся, хлопнув обречённого на тумбочку и голод друга.

— На хуй свали.

— На хуй твоя жопа…

Остальное уже не слушаю. Приложив пальцы к козырьку кепки, салютую пацанам и выруливаю из комнаты. Покинув казарму, наращиваю скорость, желая поскорее вдохнуть долгожданную свободу и свежий воздух Владивостока вместо провонявшегося потом, спёртого и удушливого кислорода, стоящего в стенах здания, ставшего домом на этот год.

Поначалу армейская жизнь угнетала и давила, но я быстро привык, а потом уже и втянулся. Парни мало чем отличаются от моих братьев, разве что старше. А мозгов не многим больше. Вечно срутся и устраивают махач при любом удобном случае. Разнимать обычно приходится мне, а заодно и проводить профилактические беседы. За это и заслужил доверие сначала взводного, а после и ротного. Благодаря их хорошему отношению ко мне удаётся ходить в увалы чаще остальных, а иногда и на ночь оставаться в городе. Сегодня как раз такой случай, когда могу не возвращаться в казарму, зависнув с ночёвкой у лучшего армейского друга — Пахи.

Он местный. А ещё заебастый мажор, у которого первые полгода службы вечно были понты и пальцы веером. Удивительно, что именно с ним и скентовались, хотя абсолютно разные. Я пошёл в армию оттого, что сам так захотел, а он, чтобы уважить отца. Тот поставил ему условие: если хочет влиться в семейный бизнес, то должен отдать долг Родине. Если же нет, то может собирать шмотки и валить на все четыре. Стоит ли говорить, какой выбор он сделал? Его отец — владелец многомиллионной оборонной компании, а в прошлом и командующий сухопутных войск. Ничего удивительного в том, что он захотел сделать из сына мужчину, а не зажравшегося сосунка, которым Паша был до армейки.

Прежде чем сдружиться, сколько раз друг об друга кулаки чесали — не сосчитать. Даже я, который обычно спокойнее скалы, не мог спустить на тормозах его вечные заёбы и королевские замашки. Удивляло ещё тогда, что он драться умеет по-мужски, а не рвать волосы и царапаться, как девчонка.

Мысленно вернувшись на первый месяц службы, вижу, насколько сильно изменился не только я, но и остальные парни. Кто-то из них ночами ревел в подушку и жаловался на жизнь, другие вечно всем недовольные были, третьи норовили вывалить на кого-то весь негатив, а сейчас наша рота как одна семья. Есть, правда, пара гнилых фруктов, но с ними справляться научились.

На проходной протягиваю дежурному увольнительную и военный билет. Тот с вниманием изучает и возвращает документы.

— Хорошего дня. — толкает с ухмылкой.

— Хорошего дежурства. — с теми же эмоциями отвечаю и покидаю КПП.

Глубоко вдыхаю кислород с привкусом соли и моря, забивая лёгкие до предела. Роняю веки вниз, вкушая предстоящие сутки свободы и относительного спокойствия. Отзваниваюсь Пахану.

— Ну и де ты? — горячусь сходу. Вечно этот хмырь опаздывает. — Я уже вышел.

— Бля, Андрюха, лечу. Тут светофор накрылся, пришлось постоять немного. И вообще, не бузи на меня, а то нах пошлю.

— Нах и сходишь. — отрезаю, сбрасывая вызов.

Набираю номер мамы, но она не отвечает. Блядь, я и забыл, что сегодня у неё день покупок, а значит, до ночи можно и не пытаться дозвониться, как и до всех остальных. Разве что Данька опять слилась. Нахожу в списке контактов номер сестры и набираю по видеосвязи.

— Братуня, здоров. — расплывается счастливой улыбкой, едва приняв звонок.

— Привет, Даня. Опять слилась с шоппинга? — высекаю, растягивая лыбу.

— Ага. — подмигивает сестрёнка, удобнее устраиваясь между ветками дерева. — Ты же знаешь, как ненавижу кататься с ними. Пусть НикМак и Тимоха страдают, а мне и тут неплохо.

— И как в этот раз съехала?

— С дерева упала. — хочет Диана, показывая содранные колени и ладони. — Нога теперь болит жуть. Ходить не могу.

Шагаю в сторону остановки, чтобы не маячить около забора военной части. Качаю головой, удивляясь находчивости сестры. Судя по тому, куда она забралась, не так уж и сильно пострадала "при падении".

— А если серьёзно: почему опять вся битая? — толкаю, вглядываясь в экран и оценивая ещё и счёсанный подбородок.

Она спокойно отмахивается:

— С велосипеда упала. Ничего, жить буду. Лучше расскажи, как ты. Всё хорошо? Скучаешь по дому? — на серьёзе сечёт Дианка.

— Всё отлично, братишка. Сегодня вот в увал иду. И, конечно, скучаю по дому и по вам. А ты будь осторожнее. И хватит по деревьям лазить. Тебе уже четырнадцать.

Она закатывает глаза и вываливает язык, давая знать, куда я могу засунуть свои наставления. Когда вернусь, придётся взяться за её воспитание. За то время, что меня не было, сестра всё больше превращается в пацана, что мне совсем не нравится.

Какое-то время болтаем о семье, и вдруг она ни с того ни с сего выдаёт:

— Я Алину видела. Во-о-о-от с таким пузом. — показывает руками объём, а меня аж передёргивает. — Знаешь, что она мне сказала? — суживает подозрительно глаза и рвано вдыхает. Я, обратно, дышать перестаю. За грудиной что-то страшное происходит. Целая буря разворачивается. Штормит нехило. Органы по всему нутру мотает. О кости словно о скалы разбивает. Торможу дыхалку, когда Даня припечатывает: — Что у меня племянник будет. Бред же, да?

Едва мобилу не роняю. С желудка к горлу тошнота подкатывает. Сам не замечаю, с каким свистом кислород втягиваю, пока этот звук не глушит грохот сердца. В какое-то мгновение глотку сворачивает, лёгкие скручивает, а голос от напора эмоций исчезает. Гневно прочищаю горло и толкаю скрежещущим тоном:

— Да, Даня, это бред. Не слушай её. И вообще, держись от Алины как можно дальше.

— Почему она сказала, что…

— Хватит. — рявкаю, мешая сестре повторить это ещё раз. — Мы не станем это обсуждать.

Быстро и совсем не незаметно сменяю тему,