«Коль дожить не успел…» Воспоминания о Владимире Высоцком - Игорь Васильевич Кохановский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
31 декабря у Володи был какой-то вечерний спектакль, который кончался поздно, поэтому встретить Марину в Шереметьеве он попросил Севу Абдулова. И вот уже половина двенадцатого, а их все нет. Володя места себе не находил. Я как мог его успокаивал, а он все причитал, что вот, мол, первый Новый год вместе, и такой облом…
Наконец без десяти двенадцать в дверях мастерской показываются Марина и Севочка.
Было впечатление, что никого вокруг них не существует – они застыли в нескончаемом поцелуе и только покачивались в объятьях. И лишь с первым ударом курантов они оторвались друг от друга и взяли свои бокалы.
Очень интересной получилась сценка, когда Федя в роли докладчика от общества по распространению политических и научных знаний рассказывает, как он собирается лепить фигуру популярного артиста Владимира Высоцкого, как для этого он изучает его внешность (на подрамнике был помещен большой лист ватмана, а на этом листе – условный рисунок фигуры Володи по торс): какая у него мощная, мужская шея, какая накаченная мускулатура предплечья, какая мощная грудная клетка, в которой очень учащенно бьется его ранимое сердце (сердце было нарисовано в утрированно увеличенном размере), а бьется оно так, потому что – здесь Федя разрывал ватманский лист в том месте, где было нарисовано сердце, и все видели большой портрет Марины во всю обложку журнала «Тайм»…
Эффект был обалденный. Марина была тронута до слез.
В общем, получилась одна из самых запоминающихся встреч Нового года.
Через пару недель я вернулся в Магадан, и вскоре в местном издательстве вышла моя первая книга стихов. «Звуковой барьер» – таково было ее название. Я был безумно счастлив. И тут же отправил по экземпляру маме, Володе и Эдику Филатьеву, моему приятелю, о котором упоминал выше, он сделал обо мне передачу по телевизору, и я стал получать письма со всего Советского Союза. Писали в основном девицы, восхищенные моим крутым поворотом в судьбе. Очень занятные были письма, в некоторых даже были предложения руки и сердца.
А вскоре я получил письмо и от Нины Максимовны, мамы Володи. Вот это письмо.
Москва 2 апреля 1969 г.
Дорогой Гарик!
Сегодня день твоего рождения, я это помню и сердечно поздравляю тебя. Желаю тебе крепкого здоровья, много радостей и успеха во всех твоих делах и затеях.
Пишу тебе под впечатлением телевизионной передачи о тебе. Она состоялась вчера 1 апреля, в эфире был журнал «Молодость».
Я не могу тебе назвать фамилию ведущего, но он назвался твоим другом[17]. Передача была построена очень красиво, рассказывали о твоем творческом пути:
– И вот Игорь объявляет готовность лететь в Магадан, – говорит ведущий.
На экране показывается аэропорт, люди спешат на самолет, звучат слова из твоей «Колымы». Мелькают улицы Москвы, автобусы, стоишь и улыбаешься ты, что-то говоришь… Читают строки из «Садового кольца», звучат слова из «Бабьего лета», голос К. Шульженко задушевно поет:
Только вот тревожно маме,
Что меня ночами нету,
Что опять меня обманет
Бабье лето,
Бабье лето.
Все это сливается с общим фоном улиц, парков, домов… Рассказывается о твоей работе в Магадане, о твоем приезде в Москву летом минувшего года.
Показывалась несколько раз твоя книжка «Звуковой барьер», крупным планом. Показывали твою фотографию на книжке, и все время слышались прекрасные слова о тебе: «Сейчас Игорь снова в Магадане, Игорь поэт, журналист. И кто знает, может быть, через год на 6-м Всесоюзном совещании молодых писателей советскую поэзию будет представлять молодой поэт Игорь Кохановский».
Как это приятно звучало, я тут же позвонила твоей маме, ее не было и позвонила она мне в 12 часов ночи, я ей все рассказала, только, к сожалению, я уловила не все, так как два раза скакала к телефону, но общее впечатление прекрасное. Волнующие слова ведущего, строки из многих твоих стихов, голос К. Шульженко трогательный и мягкий, а на экране ты.
Очень радуюсь за тебя и поздравляю с успехом. И за маму твою я рада, ваш успех – наше счастье.
А вот я глубоко несчастна сейчас. Очень плохи дела с твоим другом Васёчком. За время твоего отсутствия и после того раза он уже дважды побывал в больнице, но ни один раз не довел дело до конца и конечно быстро срывался.
Теперь он уже не бродит, а обессиленный лежит дома, бывает, что теряет речь, молчит по целым суткам… Это страшно. Мучается. Порой задыхается, кричит от боли, но остановиться не может…
Здесь долго была Марина, он был с ней в порядке, но заводится после каждого ее отъезда. В пятницу 28 марта после пятидневного мучения мы его водворили в больницу, а вчера 1 апреля он уже оттуда вышел с большим скандалом. Врачи отказываются его понимать и говорят, что из него ничего не получится.
Да, милый Гарик, он по-видимому погибнет окончательно. Лечиться не хочет. Кругом скандалы и катастрофа, в театре полный крах, с концертами тоже. Фильм, снимающийся в Одессе, из-за него горит, здесь сейчас режиссер из Одессы, все переживают, мечутся, а с него, как с гуся вода.
Он вчера, после больницы зашел домой и помчался на встречу к Марине. Обещал лечь в нервную (простую) больницу, но это все бред, он ничего не хочет, никак и ни за что не несет ответственности, ничего его не пугает, совесть потеряна, ни перед кем нет долга, даже передо мной. Друзей около него не осталось. Только держится Боря (художник) и Тамара, Нелли Евдокимова и Татьяна. Больше никого, да, правда, еще Павел, который пытается его спасти, жалеет меня и помогает. Я уже измоталась до предела, много плачу, не сплю, чувствую свою беспомощность и вижу неминуемую гибель сына, страдаю от того, что не могу ему помочь и спасти.
Ему теперь бывает так плохо, что вызываем даже «скорую» спасательную группу. У него отказывает сердце, давление было 60/0. Я думаю, что будет еще хуже. Иногда он кричит на крик, мечется, иногда мы обнявшись рыдаем, но меня на долго не хватает… Дом наш превратился в проходной двор. Однажды его привезли бесчувственного посторонние неизвестные мужики,
