Анна среди индейцев - Пегги Херринг

Тогда мне придется искать Николая Исааковича и остальных. Каким образом? Где они могут находиться в этом лесу? Какие звезды приведут меня к ним? Как долго мне придется их искать — и что за это время со мной случится, одной в необъятном лесу?

И когда я била кого-то камнем так, чтобы человек лишился чувств?

Мои глаза наполняются слезами. Мне никуда отсюда не деться, пока они не придут нас спасти. Почему они все не приходят? Неужели Коля забыл обо мне? Мне нужен мой муж. Мне нужно увидеть его, оказаться рядом с ним, вдохнуть запах его промокшей шинели, почувствовать на шее его теплое дыхание, когда он шепчет: «Аня», — потому что я тоже нужна ему.

В лесу раздается раскатистый грохот.

Выстрел.

Мои мысли ускользают от меня, как выскальзывает из пальцев хрустальный бокал — выскальзывает и разбивается, ударившись об пол.

Еще один выстрел. Потом еще. И еще.

Они где-то далеко вверх по течению.

Мой муж рядом. Мое сердце затопляют надежда — и страх.

Мальчик скашивает глаза, вглядываясь в ту сторону, откуда течет река, так напряженно, будто может силой мысли выпрямить русло и повалить все деревья. Потом кричит на меня. Потрясает костлявыми кулачками. Слова не нужны. Я знаю, чего он хочет. Так и не облегчившись, я бегу обратно к дому.

В дверях хаос. Люди, толкаясь, входят и выходят, едва не сбивают меня с ног, когда я пытаюсь протиснуться внутрь. Все станки опрокинуты. Содержимое корзин разбросано вперемешку с бусинами. Вопит младенец. Мужчины с копьями, луками и стрелами проталкиваются наружу.

Марии не видно. Потом я замечаю ее, сжавшуюся на лавке у меня за спиной. Подхожу и приседаю возле нее на корточки.

— Что случилось? — спрашивает она.

— Не знаю, — отвечаю я. — Я ничего не видела.

В другом конце дома колюж бьет Котельникова по спине. Тот воет. Их с Яковом тащат к лавке, где укрылись мы с Марией. Котельникова толкают ко мне, и я чувствую его тяжесть, когда он чуть ли не падает на меня. Я не могу дышать. Отпихиваю его. Яков стукается о лавку коленями и вскрикивает. Поворачивается, покуда не оказывается зажатым между мной и Марией. Сгибается, обхватывает колени и покачивается.

Выстрелы продолжаются. Женщины и дети вскрикивают с каждым выстрелом, словно в них попали. Старуха прижимает к груди запеленатого младенца. Его истеричные вопли заглушают остальной шум, и она стискивает его еще крепче. Колюжка Клара прижимается спиной к одному из столбов. Она оцепенела, ее взгляд прикован ко входу. Над ее головой — вырезанная на столбе фигура с открытым ртом и острыми зубами. Оберегает она Клару или собирается напасть, кто знает? Царь трясет погремушкой и кричит, но его раскатистый голос не может пробиться сквозь хаос.

Выстрелы становятся реже. Затем окончательно стихают. Снаружи не доносится ни звука. Внутри плачут дети. Некоторые женщины пытаются их успокоить, остальные ждут.

Команда подобралась ближе? Нас наконец-то спасут? Мы с Марией, Яковом и Котельниковым смотрим на вход.

Затем снаружи доносятся голоса. Топот бегущих людей. Женщина с серебряным гребнем несется к двери. Что-то кричит. Кто-то отвечает снаружи. К нему присоединяются другие голоса. Женщина с гребнем поспешно отходит. В дом врываются люди. Солнечный свет снаружи слишком ярок, поэтому я не могу различить их лиц. Это наши? Николай Исаакович?

— Коля! — кричу я и машу. — Сюда!

Тела льнут друг к другу, как тучи в грозу. Все что-то говорят, орут, вскрикивают. Я залезаю на лавку.

Когда вошедшие оказываются за пределами слепящего солнечного света, я вижу, что это не муж. Да и вообще не наша команда. Это колюжи. Они тащат чье-то тело.

Пострадавший, безвольный, как опавший лепесток, стонет. Его голова повисла, руки заброшены на плечи двух колюжей. На ноге кровь, темная и блестящая. Ему прострелили бедро. Рана размером с маленькую небесную сферу у отца на столе. Кровь стекает по голой ноге до самой стопы. По полу тянется крова вый след.

Колюжи укладывают его на лавку. Он лежит на спине.

Это тот бровастый колюж, которому я сказала «вакаш» в первый день. Его глаза закрыты. Он тяжело дышит полуоткрытым ртом. Остальные колюжи окружают его. Мне не видно, что они делают. Он кричит.

Я падаю на лавку. Не могу больше смотреть. Яков, сняв шапку, прижимает ладонь ко рту. Он тоже отвернулся от раненого.

Над гвалтом поднимается чье-то пение. Певец завывает, тянет долгие «ау» и «оу», вскрикивает. По мере того как его голос становится громче, остальные затихают. Затем кто-то начинает бить в барабан. Хаос, окружающий раненого, преобразуется в порядок, управляемый барабанным боем. Сам дом присоединяется к музыке, его доски и балки призваны вибрировать в такт. Я встаю, и ритм поднимается по моим ногам, покуда мое сердце не перестает быть всего лишь частью моей плоти и не становится частью чего-то большего, что требует подчинения. Возле двери четверо мужчин с палками длиной с их руку стучат по деревянной скамье, которая, понимаю я, внутри пуста, как барабан.

Затем что-то гремит, как деревянный цилиндр царя с вырезанной птичьей головой, только резче и звонче, словно колеса кареты. Дерево не может издавать таких звуков. Мне не видно, кто это или что это.

Я смотрю на Марию, потом на Котельникова, потом на Якова. Где Яков? Он куда-то пропал. Я замечаю его шапку на другой стороне дома. Он стоит возле раненого в окружении колюжей, держащих его за руки. Колюжи что-то настойчиво говорят.

Сквозь пение, грохот и барабанный бой раздается громкий выкрик Якова:

— Нет!

Котельников с Марией поворачиваются на голос.

— Говорю вам — я не понимаю, чего вы хотите!

Он взволнован и растерян. Чем больше он отказывается, тем сильнее они настаивают.

Грохот, пение и барабанный бой усиливают его растерянность. Он пытается выкрутиться, но колюжи толкают его обратно к раненому. Чего они хотят? Откуда Якову это знать?

— Вынь пулю, — кричит Мария.

Яков извивается и пытается отстраниться от толкающих его вперед колюжей. Он не слышит. Тогда она кричит громче:

— Яков! Пуля! Ты должен вытащить пулю.

На этот раз Яков слышит. Его лицо сморщивается.

— Как? Я не могу. Я не умею.

— Господи, Яков, просто сделан это. Это не может быть так уж сложно.

— Нет! — кричит он. — Я не умею.

Пение взмывает, барабан бьет все настойчивее. Покачав головой, Мария проталкивается вперед. Боком проскальзывает между двух колюжей. Отодвигает еще одного плечом. Обходит женщину старше нее. Наконец толпа колюжей раздвигается и позволяет ей пройти к Якову с раненым бровастым.

Я