Проклятие Шалиона - Лоис МакМастер Буджолд

– Это наше недавнее приобретение, – пояснил Умегат. – Похоже, жизнь у него была непроста. Он достаточно хорошо приручен, но мы потратили какое-то время, чтобы его успокоить.

– Он знает какие-нибудь слова? – спросила Бетрис.

– Да, – ответил Умегат. – Но только неприличные. Правда, к счастью, по-рокнарийски. Мне кажется, раньше он принадлежал какому-нибудь моряку. Этой весной нам его привез с севера марч ди Джиронал, в качестве военного трофея.

Слухи об этой неудачной кампании дошли и до Валенды. А может, сам Умегат тоже относится к числу военных трофеев?

Кэсерил сказал сухо:

– Невысокая плата за три города и контроль над проходом в горах.

– Лорд Джиронал привез гораздо больше, – проговорил Умегат. – Его обоз проходил через городские ворота почти час.

– У нас тоже есть медленные мулы, – произнес Кэсерил. – Шалион в этой плохо задуманной операции потерял гораздо больше, чем приобрел лорд ди Джиронал.

Изелль встревоженно посмотрела на Кэсерила.

– А разве мы не победили? – спросила она.

– Что считать победой? Мы и рокнарийцы бодались за эти земли несколько десятилетий. Раньше это были замечательные места. Теперь там – пустыня. Сады, оливковые рощи, виноградники – все сожжено; фермы брошены, потерявшие хозяев животные либо одичали, либо умерли с голода. Страну богатой делает не война, а мир! Война просто перераспределяет собственность – от слабого к сильному. Что еще хуже, так это то, что купленное кровью продается за деньги.

Подумав, он добавил с горечью в голосе:

– Ваш дед, король Фонза, оплатил Готоргет кровью своих сыновей. А марч ди Джиронал продал эту крепость за триста тысяч роялов. Чудесное превращение – кровь, пролитая одним человеком, превращается в золото, полученное другим. Небывалая алхимия.

– И что, на севере вообще не может быть мира? – спросила Бетрис, обеспокоенная необычной страстностью, с которой Кэсерил произнес эти слова.

Тот пожал плечами.

– Нет, пока кто-то будет получать с этого прибыль. Рокнарийцы играют в ту же игру. Они тоже торгуют кровью.

– Нужно просто победить в войне, и тогда все закончится, – задумчиво сказала Изелль.

– Увы, это почти неисполнимая мечта! – вздохнул Кэсерил. – Это случится только в том случае, если король сделает так, чтобы лорды не заметили, что теряют источники своего дохода. С другой стороны, один Шалион не сможет одолеть союз пяти рокнарийских королевств. Даже чудо не поможет! Но даже если это и осуществится, нам не удержать побережье, потому что нет у нас ни опыта, ни соответствующих сил. Вот если бы объединились все королевства, которые исповедуют культ пяти Богов, если бы во главе этого союза встал по-настоящему целеустремленный и сильный король, тогда, может быть, мы смогли бы победить. Но война длилась бы время жизни целого поколения, и мы потеряли бы огромное количество людей, нервов и средств.

Медленно, тщательно подбирая слова, Изелль сказала:

– Но это лучше, чем постоянная война. Она же изнуряет человека куда как тяжелее, а кровь и силы из нас высасывает по капле. Если напрячься однажды, результатом будет мир на все времена.

– Увы, – покачал головой Кэсерил. – Нет у нас человека, наделенного достаточной прозорливостью, силой и волей. Король Браджара – старый пьяница, который не может толком разобраться со своими придворными дамами, ибранский Лис полностью поглощен разборками с сыном, Шалион…

И Кэсерил запнулся, осознав, что чувства слишком увлекли его, а его откровенные мнения относительно политики могут быть восприняты неоднозначно.

– Тейдес! – начала Изелль, глубоко вздохнув. – Может быть, в этом и состоит предназначение Тейдеса. И когда он станет мужчиной…

Не каждому Кэсерил пожелал бы такой судьбы, но, как ему виделось, у мальчика были определенные задатки военного вождя – важно было в течение нескольких ближайших лет сформировать их и сфокусировать на определенной цели.

– Завоевание – не единственный способ объединить народы, – заявила Бетрис. – Есть еще брак.

– Да, но никто не сможет жениться или выйти замуж сразу за пять рокнарийских королевств, – сказала Изелль, наморщив носик. – По крайней мере, одновременно.

Зеленая птица, которой, вероятно, надоело, что пришедшие к ней в гости люди о ней забыли и болтают о своих глупых делах, вдруг разразилась по-рокнарийски длинной фразой, состоящей из непристойностей и ругательств. Да, подумал Кэсерил, это действительно птичка, когда-то принадлежавшая моряку. Хозяину галеры. Умегат сухо усмехнулся, услышав, как Кэсерил непроизвольно хмыкнул, и обратил внимание на девушек, которые, услышав разухабистую тираду невоспитанной птицы, поджали губы, покраснели и, посмотрев друг на друга, едва устояли на ногах. Умегат протянул руку и надел на голову похабника кожаный колпачок.

– Спокойной ночи, мой зеленый друг, – сказал он. – Мне кажется, ты еще не готов вращаться в приличном обществе. Может быть, лорд ди Кэсерил научит тебя и придворному рокнарийскому!

Кэсерил подумал, что Умегат и сам способен кого угодно научить изысканному обращению, но внимание его отвлекли удивительно быстрые шаги, послышавшиеся от дверей вольера, и, обернувшись, он увидел короля, который, отирая о штаны руки, испачканные медвежьей слюной, радостно улыбался. Да, комендант, с коим Кэсерил познакомился в день их приезда, был прав: зверинец доставлял королю немалое утешение. Может быть, даже единственное. Взгляд его был ясен, кожа щек вновь обрела цвет, а лицо рассталось с выражением смертельной усталости, поселившемся на лице короля сразу после завтрака.

– Вы просто обязаны посмотреть моих кошек! – сказал король дамам, и все они отправились по коридору к клеткам. В одной из них сидела парочка изящных золотистых рысей с кисточками на ушах – их привезли с юга Шалиона, с гор. Дальше содержался в отдельной клетке горный барс-альбинос; его уши тоже украшали кисточки, но – черные. Еще дальше по коридору жили те, кого Умегат назвал песчаными лисицами с Архипелага, – поджарые звери, напоминающие маленьких волков, но с огромными треугольными ушами и циничным взглядом зеленых глаз.

Наконец, весь горя нетерпением, Орико подошел к своему любимцу, леопарду. Выведенный из клетки на серебряной цепи, зверь тут же принялся тереться о ноги короля, одновременно издавая глухие мурлыкающие звуки. Кэсерил затаил дыхание, когда, поощряемая братом, принцесса Изелль склонилась к леопарду и принялась гладить его, при этом лицо ее оказалось в нескольких дюймах от мощных челюстей хищника. Кэсерил внимательно вглядывался, но так и не увидел в глазах кошки хоть какой-нибудь намек на дружеское расположение, хотя леопард и полуприкрыл веки, а ноздри его дрожали – зверь явно наслаждался тем, как принцесса почесывала его под мордой и за ушами, как гладила своей мягкой ладонью густую и плотную пятнистую шерсть на спине и боках. Когда же над леопардом склонился сам Кэсерил, зверь издал негромкий басовитый рык, явно давая понять, что не