Она - моё табу - Настя Мирная
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты сегодня ещё более многословен, чем обычно. — влезает в моё пространство Ванёк. — Из-за той красотки, с которой из кино свалил?
— Отъебись от меня. — обрубаю гневно.
— Да ладно тебе. — подключается Иридиев, чем подталкивает неминуемый взрыв. — Она реально цаца. Только не говори, что она тебе не дала.
— Так он только на Царёву всё время и пялился. — высекает Гера.
Все взгляды устремляются на него. Так же синхронно на меня. В унисон на Макеева. Гребень закусывает удила. Я сворачиваю кулаки. Паха багровеет, но тут же выдыхает.
— Андрюхе можно. Но если на Крестика пялился кто-то ещё, повырываю глазные яблоки и, сука, скормлю собакам. — приглушённо, но жёстко обрубает Макей.
— Кхм… — бухтит в кулак Нимиров. — Интересно девки пляшут. Я бы за свою девчонку даже лучшего друга порвал.
— Я на неё не пялился, а приглядывал. — рычу, сбавляя обороты злости. — Чтобы вы не лезли.
— По моей просьбе. — поддерживает товарищ.
Замечаю, что Гребенский порывается добавить что-то ещё. Убийственным взглядом приказываю ему заткнуться и закрыть эту тему. Благо, иногда он не совсем тупой и понимает намёки.
Не представляю, сколько так будет продолжаться. Мне совсем не в кайф, что Фурию считают девушкой Пахи, но и рассказывать правду тоже не вариант. Я уже принял решение. Если до того, как ей придётся вернуться в Америку, наши отношения не зайдут в тупик, я сам пойду к её отцу и буду решать вопросы с ним. Не зря я заявил Кристине, что всё серьёзно. Дальше уже похуй, что он мне сделает. Какие Танталовы муки устроит. Если она не хочет признаваться папе, то сделаю это за неё. А если сейчас вывалю всё сослуживцам, долго это в тайне не останется. Я не боюсь генерала — есть вещи пострашнее. Например, понятия не имею, что может накрутить себе Царёва. Да и элементарно я не знаю, где она сейчас и что делает. Пока разговаривали по телефону, слышал шум мотора, значит, она была в тачке. Только ни слова не сказала, куда собирается, а я не стал спрашивать. Не хочу напирать, чтобы не спугнуть. Вряд ли Кристинка из тех, кто любит отсчитываться перед другими. На неё не стоит давить, её надо учить как маленького ребёнка. Как она сегодня заявила: я научусь быть в отношениях. Значит ли это, что с другими она вела себя как последняя сука? Или… Или у неё просто никогда не было нормальных отношений?
По моим примерным подсчётам, её изнасиловали, как только ей стукнуло восемнадцать. Год она никого к себе не подпускала. Меня никогда не волновало, девственница девушка или нет. Особого кайфа в сбивании целки нет. С Алей было куда лучше, когда поднабралась какого-никакого опыта. Но для Крис… Блядь… В какой-то степени я уже для неё первый. И меня это крепко вставляет. Я хочу учить её, наставлять, показывать мир Эроса, который был для неё закрыт. Меня прёт от её румянца и стыдливых взглядов, от неопытных касаний, от трепетных стонов, от неумелых, сука, ласк. Если бы мы встретились раньше, я бы хотел стать для неё первым во всём. Не только в отношениях или сексе. В каждом аспекте жизни. Приди мне повестка на год раньше, возможно, Царёва была бы совсем другой.
Дебилизм так думать? Определённо. На нашу встречу повлияли множество факторов, которых не было раньше, но это не мешает представлять, как сложились бы наши отношения, случись всё иначе. И да, я, блядь, до безумия хотел бы стать её первым мужчиной. Чтобы ни один другой не касался её отравленного тела. Не целовал маковые губы. Впервые в жизни мне хочется обладать кем-то безраздельно. Полностью. И отдаваться целиком. Не только брать.
С этими мыслями и засыпаю. В этих снах растворяюсь. А утром… Утром меня шарахает поганая реальность. Она обрушивается раньше, чем звучит команда «подъём».
Мобила жужжит так, будто взбесился вибратор на неубиваемых батарейках. Но это почти не проблема, можно игнорировать. Вытягиваю из-под подушки телефон, дабы сбросить вызов, как меня прошивает ледяной молнией. Принимаю вызов невозможно медленно, а к уху подношу и того медленнее.
— Да, мам? — хриплю, ощущая, как в лёгких выгорает кислород.
Я даже не открываю глаз, будто страшная весть от этого останется во сне. Родные никогда не звонят мне среди ночи. Что-то случилось. Что-то ужасное. Слышу, как дрожит мамин голос, когда, сбиваясь на каждом слове, шелестит:
— Не могу поверить, Андрюша. Я уснуть не могу после… Как же теперь?
Спрыгиваю на пол и босиком выбегаю в коридор.
— Мама… Мам… Успокойся. Что случилось? — выдавливаю, не повышая голоса. — Что-то с папой? С братьями? С Данькой? Не молчи, мам! — срываюсь криком, рискуя перебудить половину казармы, но тупо не справляюсь с эмоциями.
— Сегодня вечером приезжала Алина. Почему ты не рассказал?
Прижав кулак к губам, разрываю слизистую. Кровь пропитывает язык, глуша остальные вкусы. С воем выдыхаю между пальцев и растираю лицо обеими ладонями. Ото сна не осталось и следа, но после мыслей о том, что с кем-то из моих что-то случилось, едва ли можно так быстро отойти. Меня колотит. Не только изнутри. Визуально тоже. Даже пальцы, сука, дрожат.
Из кубриков выглядывают солдаты. По коридору грузным шагом топает Гафрионов, чтобы спалить праведным гневом нарушителя устава. То есть меня. Вот только мне насрать на них всех. Повернувшись к взводнику, больше во взгляд, чем в слова вкладываю.
— Простите, товарищ старший лейтенант. Это очень срочно. Мама звонит, а у них сейчас ночь.
— Дикий, ты мне в последнее время доставляешь слишком много проблем. Дай сюда телефон. — протягивает раскрытую ладонь, но я не спешу вкладывать в неё гаджет. Мне надо узнать, что наговорила родителям Аля. — Дикий. — угрожающе понижает интонации скрипучего голоса.
— Мама, быстро скажи, что случилось. — выбиваю на скорости, удерживая тяжёлый взгляд летёхи.
— Она с младенцем приехала. Сказала, что ты её бросил, как только о беременности узнал. — в застывшей тишине её слова кажутся оглушающими настолько, что я с трудом разбираю последнюю часть. — Теперь мы поняли, почему ты так быстро уехал в армию. Папа разочарован
