Японская война 1904. Книга третья - Антон Дмитриевич Емельянов

— Из-за барж?

— Из-за того, что вы на них везете и, главное, по какой цене. Я ведь узнавал: вы договорились через своего карманного губернатора с китайцами о поставках еды по местным ценам.

— Местным? — Куропаткин тоже удивился. — Это же в два раза ниже рекомендованных военным министерством цен.

— И в 18 раз меньше того, что сейчас реально платят за тот же хлеб интенданты, пригоняя вагоны с ним из Центральной России, — добавил Огинский. — В восемнадцать!

— Сомневаюсь, что эта наценка уходила в карман крестьянам, — заметил я.

— Ясное дело нет, тут замешаны гораздо более влиятельные люди, и вы, — поручик чуть не ткнул в меня пальцем, — сейчас лишили их очень больших денег.

— Не думаю, что закупки для одного корпуса так уж важны.

— Под вами сейчас четверть армии. Причем самая боеспособная ее часть, на которую так просто не надавишь.

— Они все равно попытались.

— И не смогли, — хмыкнул Куропаткин. — А теперь еще и Линевич, я его знаю, тоже воспользуется хорошим примером и начнет переводить своих на местное. Так что да, тут такие капиталы под угрозой, что сон может пропасть. Не хотите сдать назад, Вячеслав Григорьевич? Деньги ведь все равно не ваши, а отношение к вам сразу станет лучше. Для войны, которой вы живете, оно так-то и полезнее будет.

Бывший главнокомандующий в этот момент посмотрел на меня таким странным взглядом, что было совершенно непонятно, серьезно он сейчас или это очередная проверка.

— Отказываюсь, — я покачал головой. — Местный хлеб — это ведь не просто сэкономленные деньги. Это еще и свободные места в эшелонах, идущих на восток, а значит, дополнительные снаряды и солдаты. Каждая такая баржа — это целых 3 поезда, которые смогут привезти что-то новое. А еще… Вы ведь видели «Московские ведомости», которые я показывал Сергею Александровичу — так там в каждой статье, разве что кроме моей, так или иначе упоминаются растущие цены не только на фронте, но и в самой России.

— Не стоит верить каждому слову господина Милюкова. Он очень любит преувеличивать.

— Не сомневайтесь, я ему совсем не верю, но я знаю, что, когда министерство финансов выбрасывает миллионы на закупку хлеба, деньги у всех остальных людей в империи начинают понемногу дешеветь. И вот она, инфляция, которая стопорит возможность вложить ассигнации во что-то более полезное. Те же заводы и новая техника, что нужны нам… Ну и не будем забывать про возможность прокормить семью на те же деньги, что и год назад.

— А говорите, что не любите политику, — хмыкнул Огинский.

— Не люблю и по возможности буду держаться подальше. Но если у меня будет возможность на что-то повлиять на своем месте, я, конечно, это сделаю.

Огинский замер, словно по-новому взглянув на меня, а Куропаткин не менее неожиданно добил.

— Алексей Алексеевич, — это я впервые узнал, как поручика зовут. — А не хотите остаться с полковником… В смысле, с генералом? Вы же ко мне приходили не ради карьеры, а чтобы пользу приносить. Так вот Вячеславу Григорьевичу с его идеализмом очень пригодится рядом тот, кто в случае чего объяснит, чем это может грозить.

— Я… согласен. Вячеслав Григорьевич, а вам нужен адъютант? — Огинский почти не думал.

— Нет, — я тоже. И сколько же обиды мелькнуло во взгляде поручика, пока я не продолжил. — Адъютант не нужен, но мне бы еще одного начальника разведки. А то у меня есть Ванновский и Корнилов по японцам, госпожа Казуэ по европейцам и китайцам, а по своим — никого нет. А как я только что понял, удара стоит ждать с любого направления. Так что, поручик, вы готовы прикрыть мои тылы со стороны Петербурга?

На этот раз Огинский думал гораздо дольше.

* * *

Следующие несколько дней я выжидал. Будут ли какие-то новые удары от великого князя и его союзников, не активизируются ли японцы, доведет ли Огинский до нервного срыва канцелярию корпуса и не найдут ли китайцы для продажи еще что-то интересное. Почти все наши предлагали выгрести из И-Чжоу все подчистую в качестве виры за нападение на наших, но я как командир продавил торговлю, и подопечные губернатора Ли не подвели.

Не знаю, где именно они нашли — в самом И-Чжоу ничего такого просто не было — но они где-то добыли несколько тонн каучука и серы. Подозреваю, что у англичан, которые привыкли чувствовать себя в Китае как дома. Но сейчас это было неважно, главное, сегодня пришли первые баржи с новой добычей, а мои кузницы в Лилиенгоу уже выделяли место под производство резины. И ведь ничего невероятного: вулканизация, то есть нагревание и смешивание серы с каучуком, довольно простой процесс. Кажется, туда можно что-то еще добавлять для крепости, не помню. Но, уверен, по ходу дела разберемся.

Главное, теперь можно будет довести до ума бранобельские грузовики, сделать кабель для телеграфа с нормальной изоляцией, а там еще и… Додумать, на что бы еще замахнуться, я не успел. Первым на сходни подходящей к берегу баржи поднялся главный груз из этой партии — капитан Хорунженков. Александр Александрович выглядел не очень. По нему ударила и потеря людей, и заключение. Как докладывал Чернов, когда его вывели на улицу, Хорунженков сначала всех обнял, потом побледнел и упал без сознания.

Я сначала испугался, что капитан от нервов схватил инфаркт или инсульт, но, к счастью, обследование показало обычную простуду и общую слабость. И вот его смогли хоть немного привести в порядок и отправить домой.

— Не стоило меня лично встречать, — Хорунженков заметил меня и отвел взгляд в сторону.

Вот только я плевать хотел на его тараканов и просто крепко обнял старого ворчуна.

— Спасибо, что выжили и… — я отпустил слегка обмякшего Хорунженкова, чуть отодвинул и посмотрел прямо в глаза. — Вы бы знали, как мне не хватало вас в этом сражении! Столько мест, где ваш конно-пехотный мог бы так помочь!

Черт! Хотел порадовать, а в итоге, кажется, сделал только хуже.

— Простите, — Хорунженков скрипнул зубами. — Это моя вина, если бы я не задержался… Нет, если бы сразу пошел к Ляояну, а не полез в И-Чжоу — 1-й конно-пехотный и был бы с вами! А так…

— А