Японская война 1904. Книга третья - Антон Дмитриевич Емельянов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это не благодаря мне, а скорее вопреки…
— Хватит себя жалеть, капитан! — рявкнул я, осознав, что с состоянием Хорунженкова нужно срочно что-то делать. — Что вы, как институтка, право слово! Допустили ошибку — да, так надо не себя жалеть, а исправлять! Потом, кровью, каждодневным трудом. Понимаете?
— Я… понимаю… — Хорунженков как будто немного встрепенулся. Не до конца, но его сейчас столько всего ждет, что на байронические страдания времени не останется.
— Тогда слушайте приказ, — начал я. — Остатки 1-го конно-пехотного уже частично выведены в Лилиенгоу. Собирайте выживших, подхватывайте тех своих, кто будет возвращаться из госпиталей, и набирайте новых. За две недели буду ждать выхода в полный штат и возобновления тренировок в том числе и с новым оборудованием.
— За две недели в полный штат — нереально. Там же спать некогда будет… И что за новое оборудование?
— Так, — я немного придержал начавшего расходиться Хорунженкова. — Спать приказываю не меньше 6 часов в день, а насчет новинок — они еще в процессе, но скоро будут. Думаю, как раз к приезду Линевича и успеем. А то, по слухам, японцы снова вернулись к Сяошахэ, окапываются там, и выковырнуть их оттуда будет не очень просто.
— Тогда я… не буду терять время! — Хорунженков сбегал за своим мешком с вещами и поспешил в сторону вокзала. — И спасибо, господин полковник! Спасибо, что у вас всегда есть для нас дело!
— Я нынче не полковник, а уже генерал, — улыбнулся я. — Так что попрошу.
Ну вот и Хорунженков улыбнулся, и теперь я не сомневался. Сейчас еще нет, но уже скоро он по-настоящему вернется, а я снова смогу полагаться на самый быстрый и маневренный батальон этой войны.
Глава 17
Сижу, смотрю на Ляоян и слушаю звон колоколов.
Никогда бы не подумал, что моими главными проблемами даже на время станут похороны, но именно так все и случилось. После того самого разговора и официального повышения великий князь с наместником принципиально устранились из жизни города, Линевич принял командование армией и начал раздавать первые приказы по телеграфу, но все мелочи остались на нас, командирах групп, в которые напоследок Куропаткин успел выделить и мой разросшийся за время осады Ляояна корпус. И теперь у нас был Южный отряд Зарубаева, Восточный Бильдерлинга и отдельный штурмовой Макарова. Вот на нас троих задачу разобраться с телами погибших и повесили.
Старые-то генералы не видели в этом никаких проблем и хотели по старой памяти отсылать тела в Мукден и Харбин, ну а я возмутился. Тут и проблемы с логистикой: ветка одна, и гонять лишние вагоны, сбивая поставки снарядов — это последнее дело. И с моралью — если это наша земля, если за нее люди умирали, то чего бежать с нее даже после смерти? В общем, церемонии я продавил, рабочих выделил, чтобы не братские могилы копать, а каждому свою. А то братские — это только звучит поэтично, а на деле просто яма с телами, и все.
— Красиво бьют, — ко мне подошел Врангель, которого только сегодня отпустили из госпиталя после И-Чжоу, и присел рядом, тоже вслушиваясь в звуки колоколов.
В местной-то церкви своей колокольни не было, в полковых и вовсе. Они же по сути своей — палатки с крестами на крыше и на боках, какой там колокол. Я в этих делах, учитывая откуда попал, не очень разбираюсь, но мы ведь стольких товарищей хоронили. Как тут не постараться! В общем, договорился с моими китайцами, на день остановили почти все производство, но людей собрали достаточно, чтобы приличную такую колокольню возвести. Метров пятьдесят в высоту не меньше — еле уговорил Городова даже не думать туда лезть со своими антеннами, все ему хотелось узнать, а докуда мы с такой верхотуры сможем добить.
Колокол тоже отлили немаленький. Солдаты так до последнего не верили, что мы сможем его на колокольню поднять, но у нас до стройки и так была проложена временная железная дорога, чтобы грузы возить. А тут подогнали свободный паровоз, закрепили на свободной оси канат, да на паровой тяге и подтянули — вышло быстро и величественно.
— Спасибо, что ребят почтили, — снова заговорил Врангель. — Некоторые думают, что мертвым уже все равно, но не так это. В книгах про это не пишут, но они ведь не все на тот свет уходят, часть остается с нами. В душах живых! И если мы про них помним, если чтим, они радуются, делятся своими силой и светом. А если забываем, то они гибнут, уже навсегда. И только бесконечная пустота в душе остается напоминанием того, что мы упустили. Я, пока ехал сюда из И-Чжоу, говорил об этом с поручиком Славским, и он тоже так считает…
Я почти минуту молчал, обдумывая мысль будущего белого генерала.
— А ведь вы изменились, Петр Николаевич, — я внимательно посмотрел на казачьего сотника. — Помните, каким были, когда мы только встретились? Дерзкий, резкий, думающий только о себе и своей чести. И вот сейчас — дерзость и резкость все там же, но… Вы теперь смотрите на своих солдат не сверху вниз. Не как на равных — лишнее это в армии — но по-другому. С уважением.
— Меня… Контузило там, под И-Чжоу, — Врангель сначала насупился, а потом только рукой махнул. — Так вот рядовой казак Семка, дурной такой, я разве что не бил на тренировках, оттащил меня с открытого места. Без приказа, сам — я даже ругался, чтобы уходил, а он все равно тащил. А простой приказный Гриша Сапонин — а это же даже не унтерское звание — повел наших в бой. И грамотно все делал, батарею напротив вагона с ранеными именно он снес и, может, и дальше бы еще что-то придумал. Он ведь не хуже меня командовал, и храбрости в нем было не меньше. Было… Подстрелили его, кто-то из окна высунулся, пистолетом чуть ли не наугад махнул, и все.
— Если пистолетом, то это не простой солдат был, — тут же задумался я.
— Да не в этом дело! — Врангель вернулся к главному. — Я ведь и раньше понимал, что война — это не
