Карлики - Максим Дегтерев

Нужно было ее как-то отвлечь.

- Ты вчера мне про японских бабочек начала рассказывать, да уснула. Расскажи мне о них, ну пожалуйста, - попросил я ее.

- Что-то я не помню такого... ты меня ни с кем не путаешь? Когда это я тебе про бабочек рассказывала?

- Ты уже засыпала; и когда я спросил, у кого бывают бабочки, ты пробормотала что-то там про японцев.

- А, ну да... На самом деле бабочки у кого угодно бывают.

- Давай для начала остановимся на японцах.

- Ну хорошо, японцы так японцы. Ничего особенного я тебе рассказать не могу, помню только, что бабочка у них - это символ легкомыслия, брака и семейного счастья...

- Отличный набор, - восхитился я, - и главное - очень последовательный.

- Нет, стоп, я, кажется, перепутала - это у китайцев - легкомыслие, а у японцев - любовь и брак. Или нет... - она задумалась, - наверное, так: одна бабочка - это ветреность и легкомыслие, а пара - это брак, семья и все такое. Давай сейчас глянем...

И она полезла в библиотеку.

- Ты что ищешь? - спросил я.

- Японские трехстишия, хокку, там про бабочек непременно должно быть... Во, смотри, Кобаяси Исса написал...

Я посмотрел:

Порхают бабочки.

Я же по миру влачусь,

Словно пыль по дороге.

- Ясно? - спросила Татьяна.

- А что тут непонятного? Стой, вот на этот дай взглянуть. - Я не дал ей закрыть страницу.

Трепещет бабочка,

Ей больше не взлететь.

Оторвано крыло.

Подписано: Тамака Тоники.

- Хм, любопытная идея, - похвалил я, имея в виду связь со злополучным трехкрылым треугольником. Бескрылое легкомыслие - звучит не слишком осмысленно и не похоже, чтобы знак на груди у Номуры означал именно это.

- Бабочки и пыль - возрождение и смерть, вечные темы, - последовало объяснение для тупых. Я продолжал рассматривать текст, как вдруг вместо него появилась довольная Марго - компьютер решил, что Марго для нас важнее.

- Вы чего так уставились? - удивилась она.

- На твоем месте только что были стихи, - с укоризной в голосе объяснила Татьяна.

- На каком таком моем месте? А-а-а, на экране, что ли? Ну извините... Не поздновато ли для стихов? - И она хихикнула.

- Для стихов никогда не поздно, - отрезал я.

- Про что хоть стихи?

- Про бабочек, - ответили мы хором.

- Ну вы даете... почитайте и мне, что ли, - попросила она.

Татьяна уполовинила Марго - так, чтобы стал виден текст.

- Марго, ты не возражаешь, если мы тебе правое ухо подрежем? прокомментировал я Татьянины действия.

- Режьте, оно все равно великовато - не то что левое, - разрешила она. Татьяна зачитала ей про бескрылую бабочку.

- Тоскливые стихи вы читаете... - пошмыгав носом, отозвалась Марго, и зачем кошке такой трофей.

Никакой тайны из бабочек у меня не получилось, и я спросил ее напрямик:

- Марго, расскажи нам какую-нибудь историю про трехкрылую бабочку. Только не спрашивай зачем. Марго задумалась минуты на две, а потом выдала:

- Я где-то читала, но уже не помню где... Была такая история, произошла она давным-давно и к тому же на Земле. Одна путешественница гуляла где-то в тропиках - на Амазонке, по-моему. Сорвала она как-то раз цветок орхидеи и стала обрывать с него лепестки...

- А это еще зачем? - удивился я.

- Тогда так гадали, чет-нечет, понимаешь? У них цветы были вместо генератора случайных чисел. Ей нужно было выбрать, куда идти дальше, заблудилась она, одним словом. Так вот, на цветке сидела золотая бабочка и лепестки были тоже золотые. Путешественница оборвала бабочке крыло, перепутала с лепестком. Бабочка оказалась очень мстительной. Когда путешественница, измученная долгой дорогой, уснула, бабочка подлетела к ней и убила... Вот такая трагическая история, - подвела итог Марго.

- Ты все напутала, - возразила Татьяна, - у Эверса немного иначе... Та путешественница коллекционировала бабочек и, найдя золотую бабочку, проткнула ее иглой. А дальше было примерно так, как ты сказала.

- Ну не знаю, - странно, но Марго не хотелось спорить, - вы просили, я рассказала... Я, собственно, по другому поводу звоню. Ты на симпозиум едешь?

- А тебя почему это волнует? - поинтересовался я у Марго. Она призналась:

- Так я тоже хочу, а туда только одно свободное приглашение осталось. Ну так ты едешь? - снова спросила она.

Татьяна вопросительно посмотрела на меня. Делать было нечего, и я согласился взять Татьяну на Оркус.

- Никуда она не едет, - ответил я за Татьяну.

- Ну и чудненько! - обрадовалась корыстная Марго. - Тогда - пока!

Марго пропала. Татьяна поспешила чмокнуть меня в щеку. После столь трогательной благодарности я уже не имел права передумать.

Всю ночь я проворочался, изобретая для Ларсона самую страшную месть на свете. Впечатление от вчерашнего розыгрыша не рассеялось и к утру. Но как отомстить Лар-сону, я так и не придумал.

В этот день мне почти удалось добраться до Отдела. У самых дверей Отдела я притормозил и подумал, а за каким чертом я сюда приехал - Шефа на рабочем месте не было, от шутника Ларсона меня тошнило, Яна наверняка начнет приставать по поводу галлюцинирующего визора. Я вышел на улицу. За ночь и земля и деревья покрылись тонким слоем инея. Тень от здания мешала фаонскому солнцу растопить иней прямо с утра. И пока земля и деревья из седых не превратились в мокрых, я решил повторить свой вчерашний маршрут, а заодно еще раз продумать, что сказать Ларсону. Или сделать.

Рабочий день начался полчаса назад, и те сотрудники, что предпочитали утреннюю пробежку вечерней, уже покинули лес. Я снова был один, но вот что странно: ларсонов-ский розыфыш так меня встряхнул, что за все время прогулки я ни разу не вспомнил о своих вчерашних страхах. Или, лучше сказать, страх ни разу не вспомнил обо мне, хотя я о нем как раз вспомнил, но только под конец прогулки - когда шел к стоянке; и я удивился, почему это он не появляется. На Ларсона я больше не обижался, но в Отдел так и не пошел. Вместо этого я с полчаса покружил над горолом, затем полетел к Институту антропоморфологии.

Я поджидал Типса у заднего выхода корпуса "D". Фла-ер припарковать здесь было негде, пришлось коротать время сидя на бетонной скамье напротив выхода. Через десять минут я пожалел, что с утра не надел куртку с обогревом. Техники из службы энергоснабжения и регенерации дежурили посменно. Их утренняя смена заканчивалась, когда у всех остальных сотрудников Института наступало время обеденного перерыва. Долговязый, угрюмый Типе появился в компании сослуживцев. Я окликнул его:

- Типс, можно вас на пару слов. Он покосился на коллег.

- Мы тебя подождем, - сказал один из них.

- Лучше не стоит, - каменным голосом посоветовал я.

- Я тебя предупреждал, что они от тебя не отстанут, - напомнил Типсу его коллега. Остальные техники, включая Типса, посмотрели на него с какой-то странной укоризной. Наверное, он у них был признанным занудой. Ладно, держись, - ободрил зануда.