Взгляд назад. Культурная история женских ягодиц - Хизер Радке
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но как тогда объяснить всеобщее помешательство на попе Джей Ло? Она не темнокожая, а пуэрториканка. Нет сомнений, что медиа воспринимали ее как носительницу латиноамериканской идентичности: она прославилась танцами в хип-хоп-телешоу и ролью техасской музыкальной звезды, а журналисты, писавшие про фильм «Вне поля зрения», точно знали о ее происхождении — именно им часто объясняли большую попу Лопес и тот факт, что она своей попой довольна[270]. Тереза Уилц, журналистка, в 1998 г. объясняла феномен популярности Дженнифер Лопес так: «Возможно, расовая неопределенность ее облика, ее кожа цвета cafe au lait с двойной порцией сливок делают ее привлекательной для массовой аудитории»[271]. Другими словами, кожа Джей Ло достаточно светлая для того, чтобы люди чувствовали себя комфортно, выражая свое влечение к ее телу и ее попе.
Влечение, разумеется, очень сложная вещь. Сказать, что белые мужчины апроприировали культуру хип-хопа и потому стали испытывать влечение к женщинам с большими попами, будет слишком грубым упрощением. Влечение — это и социальная сила, и индивидуальное переживание, оно формируется под влиянием окружающего нас мира, но при этом является глубоко личным. Но культура, безусловно, формирует наши представления о желанном, а также либо дает нам разрешение выражать собственные желания, либо запрещает делать это. Ясно одно: независимо от того, было ли влечение белого мужчины к большой женской попе сформировано широким потреблением хип-хопа на рубеже 1990-х и 2000-х или же просто хип-хоп позволил этому влечению проявиться, попа завоевывала себе все больше места в американской культуре.
Ким
Бейонсе часто рассказывает историю песни «Bootylicious», выпущенной группой Destiny’s Child в 2001 г. и ставшую хитом. Она была автором текста и написала его потому, что пресса травила ее за раздавшуюся фигуру. Это была гневная отповедь, которую Бейонсе дала распоясавшимся журналистам: «Я написала эту песню, потому что все больше полнела и мне захотелось высказаться об этом, — объясняет певица в интервью Newsweek в 2002 г. — Я и правда люблю поесть, а это проблема в нашей индустрии. Я, наверное, вдвое толще любой другой артистки, и это действительно меня напрягает»[272].
Идея о том, что Бейонсе в каком-либо смысле «толстая», иллюстрирует противоречия, которыми был окружен образа женского тела на рубеже XX и XXI вв. По мере восхождения Дженнифер Лопес к вершинам славы медиа демонстрировали все большее увлечение «округлостями», но эта перемена в восприятии ознаменовала не столько переход к здоровому приятию обширного спектра человеческой морфологии, сколько появление новых способов придираться к женщинам. В 1920-е гг. на смену корсетам пришли капустные диеты, а в конце 1990-х страсть общества к крупным и красивым попам безусловно не стала означать, что женщины теперь свободны от переживаний по поводу своего веса и бесконечных занятий фитнесом. Наоборот, пресса продолжала обвинять Бейонсе — несомненно, стройную женщину — в том, что она ест слишком много картошки фри.
Песня «Bootylicious» группы Destiny’s Child стала вторым синглом третьего альбома, Survivor, и вышла на первую строчку в рейтинге ста лучших песен Billboard[273]. Альбом получил в целом положительные отзывы и был хорошо принят публикой, отчасти благодаря тому, что прославлял те самые «пышные формы». Кому-то, однако, не понравилось смешение в нем «подросткового юмора» со взрослой сексуальностью — это, по мысли критиков, могло пагубно повлиять на младших фанатов[274]. Критики, впрочем, упускали из виду феминистскую решимость Destiny’s Child показать миру женщин, одновременно сексапильных и обладающих контролем над собственной судьбой.
«Bootylicious» стала образцовым примером феминизма начала XXI столетия[275]. Песня написана с точки зрения женщины, которая соблазняет мужчину (кажется) в ночном клубе. Женщина сомневается, что тот в состоянии совладать с ее сексуальностью и уверенностью в себе, а источником (или, по крайней мере, одним из источников) ее внутренней силы служит как раз ее попа, ее «пышка». «Не думаю, что ты справишься с этой пышкой, — поет она, — потому что мое тело слишком bootylicious для тебя, малыш». Чтобы справиться с ней, нужен сильный мужчина, и сегодняшнему претенденту эта задача может оказаться не под силу.
«Bootylicious» часто воспринимают как бодипозитивный гимн феминизма. У песни как будто бы очень правильный посыл: я люблю и уважаю себя такой, какая я есть. Я не сомневаюсь в том, что ты тоже должен любить и уважать меня или, по крайней мере, находить меня сексапильной. То, что другие могут считать некрасивым, — мою «пышку», мою большую попу — я прямо объявляю своим самым значимым атрибутом и поводом для гордости.
И все-таки настоящих пышек, как замечают некоторые критики, в клипе не было[276]. Несколько танцовщиц покрупнее пару раз мелькают на экране, но все участницы группы Destiny’s Child худые, хотя и с красивыми выдающимися попами, к которым явственно стараются привлечь внимание. Но в некотором смысле, наверное, в этом и суть. Даже Бейонсе, чье тело почти полностью вписывалось в идеалы своего времени, навлекла на себя насмешки прессы. Ожидания были настолько завышены, что женщине, кажется, вообще невозможно было избежать критики. Поэтому Бейонсе предложила новый ответ: она воспела ту часть своего тела, которую другие воспринимали как неправильную и не вписывающуюся в стандарты красота, и объявила ее источником своей сексапильности.
Но жизнерадостное приятие большой попы — это не единственное, что связано в клипе с телом темнокожей женщины. Некоторые костюмы участниц группы отсылают к нарядам сутенерш и проституток 1970-х[277]. Такие отсылки, как указывает исследовательница Айша Дерем, вообще часто встречаются в песнях и клипах Destiny’s Child. А клип на песню «Nasty Girl» недвусмысленно намекает на то, что большезадые темнокожие женщины обычно принадлежат к социальным низам и неразборчивы в половых связях. Не любая попа, по-видимому, является источником силы.
Вот уже двадцать лет исследователи и журналисты спорят о том, можно ли считать Бейонсе феминисткой[278]. Участвует ли она в объективации женщин или осложняет эту объективацию? Утверждает ли она через собственную сексуальность и прославление своего тела субъектность или, как выразилась одна исследовательница, «предлагает свое тело как товар»? Подрывает ли она власть патриархата? Соответствует ли она, по словам белл хукс{52},
