P.S. Я тебя ненавижу - Лорен Коннолли

Но годы, проведённые в холодной тени её презрения, научили меня держать своё мнение при себе.

— У него были медицинские счета, — резко говорит Розалин, не склонная пасовать перед моей осуждающей бабушкой. — Ты только за деньгами пришла? Тогда можешь уходить.

Жена Дома указывает на дверь, а второй рукой прижимает своё нераспечатанное письмо к груди, явно осознавая его ценность.

Флоренс хватает ртом воздух, возмущённая, и если бы я не была такой мелочной, то, возможно, даже зааплодировала бы Розалин.

Но я не хлопаю.

Потому что держу обиду так же крепко, как и мой брат.

Независимо от того, специально ли она разрушила мою юношескую мечту или нет, для меня Розалин навсегда останется той, кого Дом выбрал вместо меня.

И даже если сейчас я его уже не люблю, не страдаю по недоступному мужчине, я всё равно не могу избавиться от своей неприязни к ней.

Я не то чтобы ненавижу Розалин.

Я ненавижу себя, рядом с ней.

С детства я наблюдала, как она крепко сдружилась с Джошем и Домом — задолго до того, как между ней и Домом завязались романтические отношения. И всё это время моя мать, когда она вообще появлялась в нашей жизни, постоянно сравнивала нас.

Розалин стала эталоном, с которым Сесилия не уставала меня сопоставлять, подчёркивая, чего мне не хватает.

Не прошло и года, как я сама начала в это верить.

В результате я превратилась в ещё более отвратительную версию себя — алчную, завистливую, мелочную, осознающую, что никогда не сравнится с Розалин, её красотой, её грацией, её способностью легко показывать средний палец моей бабушке.

Рядом с ней я будто сжимаюсь до полметра в высоту, скрученная из детских комплексов.

Поэтому я её избегаю.

— Я никогда… — начинает Флоренс.

— Возможно, — миссис Перри перебивает мою бабушку, её тон гораздо дипломатичнее, чем у невестки, — нам стоит взять пример с Джоша и прочитать письма в своё время. А потом — когда этот печальный день скорби закончится — ты сможешь задать Дому вопросы о завещании.

Её голос заметно твердеет на последних словах, и она пристально смотрит на бабушку, а затем переводит взгляд на мою мать.

Предупреждение яснее некуда.

Вы двое можете не заботиться о своих детях, но миссис Перри, чёрт возьми, позаботится.

Мама коротко кивает и прячет письмо в дизайнерскую сумочку — скорее всего, опасается, что содержимое будет таким же пренебрежительным, как у тёти Флоренс. Я наблюдаю, как она надевает на себя маску скорбящей матери — лёгкую, дрожащую улыбку, которая должна передавать силу сквозь горе, прежде чем выйти за дверь к толпе своих преданных поклонников.

Флоренс подхватывает свой бокал мартини и грациозно удаляется следом, не удосужившись даже стереть с лица презрительную гримасу.

Ну и скатертью дорога.

— Ты хочешь подождать? — глубокий голос Дома возвращает моё внимание к нему, заставляя неприятную дрожь пробежать по нервам. Я сжимаю челюсти, прогоняя эту реакцию.

— Не могу.

Джош — в этом конверте.

Кроме того, ждать означало бы проводить ещё больше времени с Домом.

— Может, мы оставим вас одних? — снова приходит на помощь Эмилия, раскидывая руки, словно для объятия, и этим жестом направляя близнецов и Розалин к выходу.

Все уходят без возражений.

Я же, несмотря на всё, всё равно смотрю, как уходит Розалин.

Её плечи опущены от горя — это ожидаемо. А вот что странно: она не говорит ни слова поддержки Дому. Даже не бросает взгляд через плечо.

Они что, поссорились?

Я качаю головой и фыркаю от самобрезгливости. Неделя в родном городе и я снова возвращаюсь к старым привычкам. А именно: пристально наблюдаю за отношениями Дома и Розалин.

Они начали встречаться ещё в школе, и из-за моего чудовищного влюблённого обожания лучшего друга моего брата я стала болезненно одержима девушкой, которая завладела его сердцем. Будто изучение всех нюансов их отношений каким-то образом заставило бы его захотеть меня.

Я думала, что избавилась от этой привычки, когда уехала в колледж. Но вот я здесь, снова пытаюсь разобраться в подтексте их взглядов и действий.

Прекрати, идиотка. Есть вещи поважнее.

Например, письмо в моих руках.

— Ты хочешь прочита…

— Да, — резко обрываю его. — Я прочитаю своё письмо.

И сделаю вид, что Джош оставил эти слова только мне.

Дрожащими пальцами я аккуратно разрываю печать, находя неожиданное утешение в ощущении твёрдой бумаги и сопротивлении, с которым приходится справляться, чтобы вскрыть этот плотный юридический конверт. Он основательный, крепкий. Готовый вместить большое письмо. А может, даже больше.

Больше Джоша.

Я вижу белый лист и первым вытягиваю его. Ручная записка от моего брата — на дорогом пергаменте с крошечным компасом в углу.

Ну конечно, Джош подошёл к своим последним словам с размахом. Он всегда был тем, кто покупал красивые дневники и использовал их. В отличие от меня. Я покупала их, аккуратно расставляла на полке и ждала дня, когда появится что-то особенное, достойное этих страниц.

Этот день так и не настал.

Джош знал, как ценить прекрасное, пока у него было время.

— Что там? — голос Дома, напряжённый, как натянутая струна, вырывает меня из воспоминаний. На мгновение я была там, с Джошем, и в этом коротком вдохе моя голова расслабилась настолько, что я почти забыла, что его больше нет.

Но теперь этот факт вспыхивает передо мной, как дальний свет встречной машины в кромешной тьме — ослепляя, вызывая головную боль.

Стиснув зубы, я вдыхаю через нос, пока раздражение не сходит до терпимого уровня.

— Дорогая Мэдди, — читаю я вслух, — моя любимая сестра, и мистер Ответственный Засранец…

— Там так не написано, — Дом нависает надо мной, словно собирается просто вырвать письмо из моих рук.

— Читаю я, — прижимаю лист к груди, пряча его от него, и сверлю взглядом карие глаза, которые кажутся слишком мягкими для того жёсткого человека, что стоит передо мной.

— Если будешь читать неправильно, я заберу его.

И поскольку я знаю, что он действительно может это сделать, я сдаюсь и читаю так, как Джош написал.

— Ладно. — Я прочищаю горло и начинаю снова.

Дорогая Мэдди, моя любимая сестра, и Дом, мой лучший друг,

Я не готов прощаться.

Голос срывается, горе мешает словам, будто выставляя мне подножку. Но я сглатываю и продолжаю.

Я думаю, даже если бы я умер через пятьдесят лет, мне бы всё равно казалось, что в этом мире осталось ещё много приключений для меня. Но время уходит. Я пишу вам из кровати, которую уже не могу покинуть. И всё