Зов. Сборник рассказов - Мария Купчинова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну, в окно я уже вряд ли пролезу, – вздохнула Дарья Сергеевна. – Нет, пропуск никак не могла найти. Вроде в сумке лежал, все перерыла, перевернула – нету, а вахтерша, такая черноглазая дивчина в форме, словно апостол у входа в Рай: «Без пропуска не положено». Спасибо, аспирант мой мимо проходил, выписал временный.
Солидная женщина, профессор вдруг по-девичьи фыркает, вспомнив, как растерянно рылась в сумке, перебирая кучу ненужных визитных карточек, блокнотиков, распечатанных статей и брошюр, футляры с очками и мешочки с таблетками, а любимый аспирант Миша долго убеждал вахтершу, что перед ней стоит заведующая лабораторией теоретической физики, потом разозлился и выписал временное разрешение на вход в институт. Церемонно преподнес его научному руководителю, галантно предупредив: «Только до конца рабочего дня, Дарья Сергеевна, иначе запишут нарушение трудовой дисциплины».
– Вот поэтому мы с тобой, Маринка, и встретились, обычно я раньше девяти вечера из института не ухожу, – закончила рассказ бывшая Дашка. – Ты-то как?
– Ничего примечательного. В сорок, как положено, вышла на пенсию, работаю в училище, учу малявок танцевать, а они считают, что я зверь и издеваюсь над ними.
– Действительно зверствуешь?
– В нашем деле без боли нельзя, сама знаешь.
– Да, это мне повезло, что в четвертом классе мама настояла, чтобы меня отчислили из училища: «Представляете, ей надо о прыжке, о батманах думать, а она о каких-то там нейтронах-протонах грезит…»
Молодой официант, двигаясь бесшумно и грациозно, словно тигр перед прыжком, принес заказанные кофе, пирожные, исподлобья кинул на подруг быстрый взгляд. На секунду в зеленых кошачьих глазах мелькнул охотничий азарт, но тут же сменился бесстрастной улыбкой. Дождавшись, пока официант отойдет на несколько шагов, бывшая балерина шепнула:
– Как неодобрительно на нас посмотрел… Небось сокрушается, что за его столики одни старухи садятся.
– Ну, во-первых, ты себя старухой исключительно из кокетства называешь, – улыбнулась Дарья Сергеевна, – а во-вторых, он догадывается, что мы с тобой оставим ему чаевые побольше, чем желторотые студенточки.
– Может, и так, посмотрим… Как дочки? Рисуют?
– Непрерывно. Недавно зашли в художественный салон, Ксюха потребовала купить ей лесной пейзаж «для вдохновения»… Продавец рассыпался в комплиментах по поводу ее вкуса: оказалось, выбрала самую дорогую картину. Пришлось расстаться с месячной зарплатой.
Марина внимательно посмотрела на подругу:
– Его, что ли, картина? Ты по-прежнему ходишь по художественным салонам?
– Нет, – как-то слишком поспешно ответила Дарья Сергеевна и, потянувшись к объемистой кожаной сумке, стала что-то искать в ней.
Марина попробовала кофе, отметила про себя: хорош и неожиданно рассердилась:
– Господи, да что ты там копаешься? Не хочешь отвечать, так и скажи, можно подумать, я тебя не знаю.
– Платок ищу, очки протереть…
– Жалкий лепет, – отрезала собеседница и, легко наклонившись, подняла выпавший из сумки конверт с тиснением, заклеенный множеством иностранных марок и штемпелями. – Держи, уронила. Что-то важное?
Дарья Сергеевна покрутила конверт в руках:
– Приглашение на конференцию в честь столетия Этторе Майорана, на Сицилию.
– Что за тип?
– Он не тип, – в голосе доктора физико-математических наук зазвенели интонации обиженной девчонки, – он гений.
– Так уж… Прям-таки и гений. Хотя я знаю, у тебя все, кого ты любишь, гении… Этот – из той же группы?
– Этот – из группы «Ребята с улицы Панисперна», как их называли. И не я, а Энрико Ферми считал Этторе Майорана гением, равным Галилео Галилею и Исааку Ньютону. Кто такой Ферми, ты, надеюсь, знаешь? – Дарья Сергеевна надела очки и с привычно-профессорским выражением лица испытующе глянула на подругу.
– Ну, слышала… Где-то от кого-то, – улыбнулась Марина, – ты что, забыла, как нам физику в училище преподавали? Небось, от тебя же и слышала…
– Основатель ядерной физики, лауреат Нобелевской премии, создатель первого ядерного реактора, считается одним из отцов атомной бомбы.
– И при чем тут какая-то улица?
***
Молодой мужчина, сидящий на последней скамье трамвайного вагона, с досадой сунул в карман коробку от папирос, зажал ладонями глаза и уши: «Это дребезжание трамвая выведет из себя святого. Да еще «динь-дзинь» перед каждой остановкой…». Тонкие пальцы нервно вздрагивали.
– Этторе, от кого прячешься? – раздался над головой веселый бас. – Поторопись, нам выходить.
Буркнув неизменное «динь-дзинь», желтый двухэтажный трамвай остановился. С подножки легко спрыгнул крупный молодой человек в светлых брюках и светлой рубашке с закатанными рукавами, следом – черноволосый мужчина в темном костюме. Несмотря на жару, пиджак застегнут, галстук подпирает шею. Глядя под ноги, мужчина молча поднимался по дорожке на холм, раскинувшийся вдоль улицы Панисперна, в то время, как попутчик его не умолкал:
– Жаль, что монашки только одиннадцатого августа подают на этой улице нищим хлеб с ветчиной – в память о великомученике Святом Лаврентии. Я бы с удовольствием перекусил. А ты, Этторе, успел позавтракать?
– Не болтай зря, Эмилио1, – нахмурился приятель. Он устал от разговоров «ни о чем», от амбициозных друзей, называющих себя «ребятами с улицы Панисперна», даже от разговоров о науке, неизменно сводящихся к разжевыванию истин, которые ему понятны без объяснений. – Слушай тишину.
Чуть слышно шелестел посаженный вдоль аллеи бамбук, сквозь высокие золотистые стебли пробивалось на дорожку полосатое солнце. Где-то вдали серая ворона, уютно устроившись на пальме, призывно бросала в воздух свое: «Карр-карр». Под ногами скрипел гравий.
Навстречу – бесшумно, словно проплывая по воздуху, шла женщина в длинном синем платье. Показалось или нет, что, поравнявшись, попыталась заглянуть в глаза? Майорана проводил ее взглядом, встряхнул головой: «Пустое…». Единственное, что влекло его сейчас – обсудить решение задачи с Ферми. Пять лет назад Эмилио познакомил их, и, оказалось, лишь Ферми способен понять те мысли, которые переполняют мозг…
– Что думаешь об экспериментах Ирэн и Фредерика Жолио-Кюри? – не унимался Эмилио. Он говорил, как все молодые физики в группе Ферми, бессознательно подражая «Папе», собравшему их в коллектив единомышленников: медленно, низким голосом, до предела понижая тембр.
– Ты ведь читал об этих опытах, несмотря на свое затворничество?
Майорана достал из кармана пиджака папиросную коробку, исчерканную формулами и ускорил шаг: у входа в здание физического факультета университета маячила коренастая коротконогая фигура Ферми. Пожав плечами, на ходу бросил:
– Что тут думать? Открыли «нейтральный протон», да не узнали его.
Спустя час, опустив голову, он брел той же дорогой в обратном направлении. «Папа» Ферми, прозванный так за непогрешимость в вопросах теории, поддержал предположение, что в состав ядра атома входят протоны и нейтроны, оценил расчет энергии связей… Этторе скомкал папиросную коробку с расчетами и, подбросив на ладони, точно детский мячик, отправил в урну. Пусть статьи об открытиях пишут другие. С него хватит понимания того как устроен мир и как хрупок…
Налетевший ветер легонько покачивал бамбук. В шелестении зеленых стволов вдруг померещилась пронзительная, тягучая мелодия. Казалось, она обволакивала душу и давала отдохновение мозгу.
***
– Твой гений тоже был отцом атомной бомбы? – лениво спросила Марина, поглядывая на то,