Тайна сибирских орденов - Александр Антонович Петрушин

необыкновенно симпатич­ный, обаятельный. Для меня остаются загадкой два момента. Как Врон­скому удалось войти в доверие к офицерам, главарям бандитов? Ведь предводители мятежников были людьми образованными, опытными. И как никто его не выдал из членов команды парохода “Богатырь”? Кстати, в суматохе, когда мы посадили бандитов в трюм за решетку, один из повстанцев все-таки спрятался на корме. Это был наш Дубро­винский житель, бывший матрос царского речного флота Егор Чугуночкин... И вот когда на буксире “Мельник” погнались за нами, он прыгнул с “Богатыря” в Обь и поплыл. С “Мельника” его увидели, под­няли к себе на борт, и от него узнали подробно, что же произошло у нас на пароходе... Много я видел смелых людей в Гражданскую войну и позднее в Великую Отечественную. И среди них достойное место за­нимает Константин Александрович Вронский. Я видел этого человека только два дня полвека назад. А запомнил его на всю жизнь. И еще он очень любил и умел петь...»

После подавления в Сибири мятежей и крестьянских восстаний Дзержинский, возглавлявший тогда одновременно ВЧК-ГПУ и Нарко­мат путей сообщений, счел более разумным использовать Вронского по его профессиональному предназначению — речному[33].

Будучи капитаном парохода «Катунь», Вронский участвовал в зна­менитой Карской экспедиции — экспортно-импортной операции Север­ным морским путем через устья Оби и Енисея. В 1924 году, возвращаясь в конце навигации из Обской губы Карского моря, когда уже шла по реке шуга, он сильно простудился и скончался в омской больнице водников.

Похоронив мужа, его жена Нина с грудной дочкой отправилась к родителям в Тобольск, и при переправе через только что замерзший Тобол они провалились в полынью...

А спрятанное «большим урядником» Волковым колчаковское золо­то народная молва после образования в декабре 1930 года в бассейнах рек Вах и Таз Ларьякского (Ваховского) остяцкого туземного района[34] приписала родовому князю толькинских остяков Ефиму Кунину по про­звищу Шатин или Шата. По воспоминаниям секретаря ларьякского ту­земного комитета Ивана Борщева, «...Кунин-Шатин был сорокалетний высокий, крепкого телосложения мужчина, с басистым говором и бога­то одетый. При нем всегда была охрана из батраков. Туземное населе­ние рек Сабуна и Тольки находилось у него в полной зависимости. Часть своих оленей он сдавал малообеспеченным остякам, а в качестве аренд­ной платы брал беличьи шкурки. Полученную таким образом пушнину сбывал на ярмарках в Ларьяке и в магазины “Сибторга”. Годовой оборот от такой торговли достигал 100 тысяч рублей. Князь толькинских остяков дважды (в 1924 и 1928 годах) совершил торговые поездки в Норве­гию, продав там пушнину за валюту. Когда умер его отец, то на покой­ного надели бархатный халат, обшитый золотыми монетами царской чеканки. Рядом положили золотые и серебряные вещи из спрятанных Волковым в прикладных жертвенных местах. Пять шаманов увезли его на оленях далеко в урман. Такова местная легенда».

После «оперативного изъятия» Кунина-Шатина в декабре 1932 года (он был схвачен чекистами во время ярмарки в Ларьяке, увезен в Остя­ко-Вогульск и тайно расстрелян) начальник Остяко-Вогульского окруж­ного отдела ОГПУ Николай Петров пытался отыскать могилу его отца, но, как указал в рапорте, «безрезультатно». Остается загадкой, что за­ставило последнего князя рода Куниных, предупрежденного об аресте, приехать в Ларьяк. Тогда он фактически возглавил восстание оленево­дов толькинской тундры против насильственных методов колхозно­го строительства, определенных решением Президиума ВЦИК СССР: «...произвести экспроприацию всего оленого (так в тексте. — А. П.) стада и прочих средств и орудий производства в зонах тундры и лесотундры Крайнего Севера у отдельных полуфеодалов...».

Надеясь на защиту сородичей, «полуфеодал» Кунин-Шатин хо­тел забрать ценности из «святых мест» в верховьях Ваха («при аре­сте у него изъято золота на сумму 8325 рублей») и откочевать в Туру­ханский край — «тундра большая». Действительно, остяки требовали освобождения князя и отказывались отвечать на вопросы следователей ОГПУ о прикладных жертвенных местах. Так что сокровища, спрятан­ные в лабиринте притоков Ваха колчаковским милиционером Волко­вым, не достались никому.

Но как же добыча сургутского чекиста Валенто: два ящика с драго­ценными сибирскими орденами — немец считал эти боевые реликвии Сибирской белой армии «золотыми и серебряными вещами» — и мешок с золотыми украшениями и монетами? Куда исчезло это богатство?

Если верить рапорту Валенто, то ценный груз был доставлен на оленях в Сургут и заперт в сейфе, доставшемся военкому Зыряно­ву от местных купцов. Предполагалось весной 1921 года отправить эти сокровища транзитом через Тобольск и Тюмень в Москву. Однако зима 1920 года изменила этот план. Та зима выдалась на редкость холодной. И голодной.

В сочинении Г. А. Пирожникова «Обь-Иртышский Север» снабже­ние Сургутского и Березовского уездов хлебом названо «...делом перво­степенной важности. Население этого края жило исключительно при­возным хлебом, доставлявшимся частными торговцами...»

Но новая власть ликвидировала рыночную торговлю и упразднила казенные хлебозапасные магазины, снабжавшие коренное население мукой и другим продовольствием.

Опытных хлебных заготовителей, таких, как Пирожников, от­странили от работы. Его дочь так писала о том времени: «Зимой 1920 года жили в Сургуте очень тяжело. Отец, хотя и заведовал продо­вольственным делом, а для своей семьи не сделал необходимых запа­сов муки. Семья перебивалась на рыбе. Рядом с нами жили Панкины, у них была мука, и мать нас посылала к ним попросить хоть несколько стаканов муки...»

Эвакуационное продовольствие, застрявшее из-за раннего ледоста­ва в Тундрино, и хлеб, доставленный Пирожниковым в Сургут из Томс­ка, были разграблены лихими партизанами. Задушенные продразверс­ткой волости Тобольского, Тюменского и Ишимского уездов не могли выручить голодающий Север.

У сургутского военкома Зырянова оставалась одна надежда на ляпинский хлеб. Зырянов слал в Березов председателю уездного ревкома Сенькину, называвшему себя «красным наместником Севера», отчаян­ные телеграммы — просил поделиться мукой и зерном.

В истории нашего края Сенькин представлен как политический ссыльный, большевик, герой революции и Гражданской войны, органи­затор и руководитель первых советов на Обском Севере.

Крестьянин из села Каменка Успенской волости Малокрасноярско­го уезда Орловской губернии, 40-летний Тихон Данилович Сенькин, осужденный в 1903 году за кражу Орловским окружным судом на один год арестантских работ, в 1905 году по постановлению Министерства внутренних дел был сослан в Березовский уезд Тобольской губернии под надзор полиции и определен