Тайна сибирских орденов - Александр Антонович Петрушин

2  п. По вопросу о привлечении Кунина окротдел поставлен в весьма невыгодное положение. С одной стороны, есть крайняя необходимость привлечения Кунина к ответственности, а с другой стороны — отдел не имеет возможности оформить дело так, как это требуется соответ­ственно статьям УПК и Указаниям ППОГПУ по Уралу, в частности, до­быть свидетельские показания, которые добыть в тундре нет никакой возможности. Основным обвинительным материалом являются аген­турные данные.

Как и окротдел, и окружком ВКП(б), окрисполком глубоко убежде­ны в том, что отпускать имеющего неограниченное влияние на тузем­цев Кунина — значит допустить ряд серьезных политических осложне­ний в тундре.

На основании этого просьба дело Кунина рассмотреть в таком виде, в каком окротдел его сможет оформить.

Нач. окротдела ОГПУ Петров[36]

Любимый анекдот Н. Н. Петрова

Чекисты поймали Шату-Кунина и допрашивают его через толмача-переводчика:

—  Отвечай, где спрятано золото?

Толмач переводит вопрос и ответ:

—  Не знаю, однако, никакого золота!

Чекисты переводчику:

—  Если не скажет, где тайник, мы его расстреляем!

Тот переводит:

—  Они тебя точно расстреляют, если не расскажешь, где спрятано золото!

Шата:

—  Золото в лабазе у «святого места» Юм-Сурлунг...

Переводчик:

—  Стреляйте, сволочи!

ГЛАВА IV

Революционные клады оставили значительный след в советской литературе. Сюжетная завязка о буржуях, возвращающихся в Советскую Россию за спрятанными сокровищами, прослеживается в книгах самых разных авторов — от Михаила Булгакова до Анатолия Рыбакова.

Постсоветское время подарило множество увлекательных историй о кладах, пусть и выдуманных, но выдуманных изобретательно, правдо­подобно. Там и таинственные ночные тени, и загадочные убийства, и за­гробные голоса, и жуткие видения.

Но ранее недоступные чекистские документы и секретные отчеты кладоискателей из НКВД интереснее выдуманных историй. И страшнее...

Началом Ишимско-Петропавловского, или Западно-Сибирского, восстания принято считать 31 января 1921 года. Утверждалось, что его подняли «уцелевшие после разгрома Колчака белогвардейцы, эсеры, кулаки, попы и купцы». К середине февраля оно охватило все уезды Тюменской (Тобольской) губернии. В ночь с 20 на 21 февраля был тай­но оставлен Тобольск. Местные коммунисты и красноармейцы под ру­ководством председателя уездного исполкома А. Ф. Демьянова отошли на восток вверх по течению Иртыша (до села Загвоздино).

Через день в бывший губернский центр вошли мятежники. Очеви­дец писал: «Странное, непривычное зрелище — воины не воины. Про­стая домашняя одежда, мешки... А оружие! Тут и современная винтовка, и допотопный дробовик, и самодельная пика, и просто дубина. Это вос­ставшие крестьяне».

В последние годы отечественные историки пришли к выводу, что главной причиной восстания в Западной Сибири была продразвер­стка — безмерное, безвозмездное и насильственное изымание у крестьян продуктов их труда (хлеба, мяса, масла, рыбы, пушнины и др.) советским большевистским государством, его уполномоченными и продотрядами. Трактовка восстания в виде белогвардейско-кулацко-эсеровского мяте­жа опровергнута. Сейчас это событие рассматривается как «защитная реакция крестьянства на государственный произвол и насилие»[37].

О восстании на юге губернии коммунисты Березовского уезда уз­нали 18 февраля из радиоперехвата телеграмм радиостанций Сибири и Урала. Были созданы революционные комитеты в Березове (Пензин, Данилов, Попов), в Сургуте (Хорохорин, Зырянов, Зорин), в Обдорске (Протасов-Жизнев, Сосунов, Волков).

При отсутствии в Березове Сенькина — «говорили, что он сейчас в разъездах по уезду и место его нахождения никому не известно» — Обдорский ревком 20 февраля объявил себя военно-революционным комитетом всего Тобольского Севера (Тобсеввоенревком), подчинил себе Березовский и Сургутский ревкомы и приказал взять заложников из «бывших».

Возвратившийся из Самарова в Березово после секретного обмена ляпинского хлеба на «золотые и серебряные вещи» Сенькин потребо­вал объяснений у членов самозваного Тобсеввоенревкома.

Участник этих переговоров начальник Обдорской радиостанции Иосиф Волков вспоминал: «В разгар нашей борьбы за мобилизацию тыла в Обдорске неожиданно появился мужчина могучего телосложе­ния, рябой, мрачный, с огромной шапкой спутанных волос и бородой, разбросанной клочками по широкому скуластому лицу. Это был товарищ Тихон Данилович Сенькин — председатель Березовского уездного испол­кома. Он шумно протестовал против узурпации власти во вверенном ему уезде: “Как же это так, товарищи? Неправильно! А советскую власть вы спросили? Меня народ выбирал по конституции. А вас кто выбирал?”

Двое суток Протасов, знавший Сенькина по заключению в Александ­ровском централе, разводил дипломатию с оскорбленным председателем».

Между тем повстанцы из села Демьянского разгромили у села Цин­галы объединенные отряды березовских и сургутских коммунистов под руководством «главнокомандующего революционными войсками То­больского Севера Данилова (березовский уездный военком) и его заме­стителя Хорохорина (сургутский уездный военком). Началась паника...»

По словам Волкова, «...Сенькина удалось утихомирить. Мы назна­чили его командующим Первым северным революционным отрядом. Вместе с этим отрядом в Березов выехал сам Протасов. Он опасался, что Сенькин в Березове опять что-нибудь наколбасит».

Волков признал, что Тобсеввоенревком получил радиограмму пред­седателя Тюменской Губчека Студитова: «Повстанческое движение необходимо изучать, тщательно анализировать, выяснять корни, его питающие. К повстанцам следует относиться гуманно. Взятых в плен несознательных дружинников распускать по домам или употреблять на общественные работы. Захваченных главарей не расстреливать, а ос­тавлять до