Взгляд назад. Культурная история женских ягодиц - Хизер Радке
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но я также чувствовала ограничения, которые она на меня накладывает. В подростковые годы я знала о своей попе только то, что она слишком большая и неприличная. Внезапно она стала большой и сексуальной. Я могла бы рассматривать это как прогресс, но попа все-таки продолжала занимать значительное место в моей жизни. Иногда мне хотелось спрятать ее, хотелось, чтобы она исчезла. Я хотела, чтобы она ничего не значила, была невидимой для окружающих. Я хотела выйти на кафедру читать доклад и не думать о том, что люди пялятся на мою попу, когда я подхожу к микрофону. Но мое тело всегда было здесь, что-то говорило и что-то значило, нравилось мне это или нет.
Чего ищут белые женщины, играя с африканской культурой? Келечи Окафор дает хороший ответ: доступа к сексапильности, к возможности бунта, способа выйти за жесткие рамки белой женственности. Мы не всегда можем осознать и четко сформулировать эти потребности, поэтому порой удовлетворяем их совершенно бездумно.
Обращаясь к миру черных в попытке разрешить собственные проблемы, белые женщины игнорируют источник стыда за собственное тело. Этот стыд вложен в нас западной культурой. Он подкрепляет в нашем сознании идею о том, что одни тела чисты и невинны, а другие сексуальны и желанны, что одни тела лучше, а другие хуже. Не понимая этого, мы вредим не только другим, но и самим себе.
Заключение
Прошлой осенью я выбросила свои последние джинсы. Мои бедра терлись друг о друга при каждом шаге, материя между ног истиралась все больше и больше. Однажды я села на крыльцо и услышала смачный деморализующий треск — это лопнули мои джинсы.
Прежде чем я набралась храбрости и пошла в магазин за новой парой, прошло несколько месяцев. С того момента, когда я ребенком наблюдала за мамой в Hudson’s, я побывала в сотнях примерочных. Все они, казалось, были созданы специально для того, чтобы поддерживать в человеке базовый уровень стыда. В одних освещение подчеркивало целлюлит на моих бедрах; в других зеркало было расположено так, что ляжки выглядели огромными. Порой жизнерадостная молоденькая продавщица подбадривала меня из-за тонкой занавески, убеждая, что я смогу втиснуться в тот или иной размер. Я изо всех сил втягивала живот и пыталась впихнуть попу в штаны, которые были мне явно малы, непонятно зачем пытаясь впечатлить постороннего человека. Видимо, чтобы продавщица заверила меня, что я достаточно хорошо выгляжу.
Я долго откладывала поход в магазин и наконец все-таки потащилась в нижний Манхэттен за заветной парой джинсов. Отважно вошла в магазин со стеклянным фасадом, ярким белым крыльцом и целой стеной из аккуратно сложенных штанов темно-синего, василькового и линяло-черного цвета. Я оглядывала полки, не зная, на что больше похож мой размер: то ли на редкий и дорогой сорт виски, который ставят на верхние полки, то ли на дешевое вино с кексом на этикетке, которое задвинуто на нижние. Я перебрала одну стопку джинсов, затем вторую. В обеих были только джинсы 27-го и 28-го размеров. В третьей стопке подходящая пара наконец обнаружилась. Это были вареные джинсы с высокой талией — осовремененная версия mom jeans, которые я в подростковом возрасте поклялась никогда не надевать.
Я задернула занавеску примерочной, изучила себя в большом зеркале, висевшем на стене под безжалостным углом, и разделась. Застегивая пуговицу, я ощутила приватность момента. В кабинке была только я и мой опыт. Я выполняла ответственную задачу, занималась важным делом, которое так долго откладывала.
На мгновение мое лицо озарил проблеск надежды, но, стоило повнимательнее рассмотреть отражение в зеркале, как стало ясно, что и эти джинсы мне не подходят. Даже сегодня, когда производители одежды обещают клиентам великое разнообразие моделей и размеров, в огромном магазине нашлась всего одна пара штанов моего размера, но и те странно висели на ногах, были тесны в попе и велики в талии. В зеркале они выглядели большими и мешковатыми. Когда я обернулась взглянуть на свою попу, я ощутила знакомый укол разочарования.
Когда я начала писать эту книгу, данное чувство интересовало меня больше всего. Это обычное, повседневное, бытовое чувство, разъедающее вашу самооценку. Оно так привычно и банально, что его легко проигнорировать.
Меня интересовала эта примерочная тревожность, потому что она была очень личной, но я также знала, что это чувство порождено историей, культурой и политикой. Я часто отмахивалась от тревог по поводу своего тела как от пустяков, но понимала, что мысли типа «У меня такая большая попа!», «Неужели появляется пузико?» или «Разве мне не должны подходить mom jeans?» рождаются не только из представлений о теле, которые мы получаем через Instagram{82} и рекламу на билбордах и в метро, но и из глубин нашего коллективного прошлого.
Я изучала культурную историю женских ягодиц несколько лет и теперь знаю, что мои чувства по поводу моей попы наследуют отчету Жоржа Кювье о вскрытии Саарти Баартман, опросам Рут О’Брайен, бесшабашным флэпперам, которых рисовала Гордон Конвей, и видеокассетам Грега Смити. Эти чувства объясняются тем, что большую попу увязали с гиперсексуальностью и африканскостью, в то время как маленькая попа по стечению обстоятельств стала символом свободы, а крепкая и подкачанная попа — синонимом дисциплины, самоконтроля и самоуважения. Мои чувства обусловлены и тем, что обсуждение женской попы, по крайней мере в последние двести лет, всегда становилось обсуждением вопросов расы, гендера и телесности.
Это все равно что одеваться в морозный зимний день. Ты натягиваешь на себя две или три пары носков, длинные подштанники, тренировочные штаны и поверх всего еще лыжные брюки. Где-то под всем этим находится тело — это научный, биологический факт, — но тело скрываемое, ставшее невидимым под слоями одежды. Наши тела покрыты слоями истории — истории наших семей, нашей жизни и всего мира. То, что мы чувствуем по отношению к собственному телу, передано нам людьми из далекого прошлого.
Мне бы хотелось сказать, что знание истории освободило меня от негативных чувств по поводу собственного тела, но подобное знание не панацея. Я все еще ощущаю себя неловко в примерочной, все еще чувствую себя какой-то не такой, когда примеряю одежду. Наши представления о теле
