Японская война 1904. Книга третья - Антон Дмитриевич Емельянов

Я сначала даже не понял, кто тут сын богини — таким резким был переход — но потом сообразил, что это Казуэ про императора Японии… А все из-за ее теории: даже представить не мог, что у обычной девушки в такое время могут найтись столь неожиданные мысли. Интересно, если бы не опала, кем бы она стала, ученым? Или, наоборот, не столкнувшись с трудностями, японка бы никогда не задумалась ни о чем подобном?

— Или вы… — продолжала тем временем Казуэ. — Кажется, до начала этой войны у вас был не очень удачный роман, но… Вы ведь могли проявить больше настойчивости, и не знаю, что могло бы еще измениться, но одно точно. Если бы не сдались тогда, то сейчас в углу зала, вон в том, где пустое место, стояла бы ваша жена. С сыном, вашим сыном на руках… — у меня по спине побежали мурашки, а Казуэ продолжала. — Или так! Уверена, вы любили в восемнадцать — все молодые люди обязательно влюбляются в этом возрасте. И что, если бы вы еще тогда пошли до конца? Тогда здесь была бы не только жена с младенцем на руках, но и… Рядом бы бегал еще и пацан лет двенадцати. Еще один ваш сын, который был предопределен мирозданием, и нужно было просто его выбрать!

— Мне кажется, вы все же подыгрываете своей теории…

— Ничуть, — Казуэ тряхнула головой. — Я на самом деле верю, что каждое наше решение создает развилку, отправляя нас в тот мир, который мы сами выбираем. И их огромное, бесконечное множество, надо просто не бояться делать, идти до конца, бороться за то, что ты хочешь. Где хочешь жить!

— Значит, это история не про меня. Про вас, это ведь на самом деле вы мечтаете о мире, где рядом будут ваши…

— Пожалуйста, — в уголках глаз Казуэ мелькнули слезинки. — Не надо говорить вслух. Иногда разговоры о чем-то необычном и странном очень болезненные. Тем более, кажется, к вам идет господин Пикар, а значит…

Девушка изобразила японский поклон французскому посланнику и поспешила в сторону, давая нам поговорить без лишних ушей. Впрочем, полковник Пикар все так же не собирался торопиться с чем-то важным.

— Ох уж эти японские платья, — заговорщицки заметил он. — Рукава всего лишь до локтя и такие широкие, что, кажется, можно увидеть всю руку целиком. Очень волнительно.

— Не думаю, что нам стоит обсуждать мою спутницу, — я внимательно посмотрел на француза.

— Тогда… — тот ни капли не смутился. — Мне тут недавно показали статью в «Московских ведомостях», где разбираются итоги сражения между русским и японским флотами в Желтом море и делаются довольно спорные выводы о новых принципах морской войны в 20 веке. Сначала я даже подумал, что это какие-то пророческие записки Степана Осиповича, но имя-отчество автора, как оказалось, принадлежат вам. Не расскажете, как подобное пришло вам в голову?

— Только если вы расскажете, что вас так заинтересовало, — я улыбнулся.

— Пожалуйста, — Пикар легко согласился. — Сами выводы были спорными, но при этом вы написали почти точный состав 2-й Тихоокеанской эскадры, который был утвержден уже только после выхода вашей статьи.

— Если вам интересно, есть ли у меня источники в Санкт-Петербурге, то нет, — я развел руками. — Корабли же, готовые к отправке, вычислить не столь сложно.

— А остальные ваши выводы?

— Японцы довольно подробно разбирают свои победы, а мы берем достаточно пленных, — слукавил я.

— И поэтому вы так уверенно пишете о бесполезности 6-дюймовых орудий?

— Да, на суше от них гораздо больше пользы.

— А ваши опасения, что корабли могут просто перевернуться? Не перебор ли?

— Японская шимоза хорошо горит, а у нас на флоте хорошие насосы для тушения пожаров. Увы, испытаний, что будет, если слишком сильно залить верхние палубы при активном маневрировании, не проводилось. Да и не нужны они: опасность очевидна. Как очевидна и опасность обстрела совершенно незащищенного капитанского мостика. Это, как если бы вместо того, чтобы следить за боем и командовать им, я полез бы на передовую с шашкой наголо.

— Некоторые офицеры считают за честь повести своих солдат в бой.

— Я считаю за честь победить и встретить как можно больше своих солдат живыми!

Мы несколько минут мерились взглядами, а потом разошлись. Первый раунд переговоров не очень задался, о чем прямо-таки трубил яростный взгляд Витте, оценившего нашу беседу со стороны. Ко мне же сразу вернулась Казуэ и тут же заняла свое место по правую руку.

— Вячеслав Григорьевич, мне понадобится ваша помощь, — тихо выдохнула она.

— Еще отвлечь французов?

— Нет… В нашей операции мне должен был, скажем так, ассистировать Сайго, но его задержала на входе охрана французов.

— Задержали солдата русской армии? — я поднял правую бровь.

— На территории Франции, которой временно является это поместье. Впрочем, это неважно — у нас не так много времени, а мне необходим второй человек, чтобы выбраться на крышу и вернуться.

— Нет, — я покачал головой.

— Боитесь? Или считаете это уроном своей чести? Раньше вас такие мелочи не останавливали.

— Не стоит давить. Лучше подумайте: вашего брата задержали, о чем это говорит?

— Он работает на вашу разведку — официально, естественно. К нему могли возникнуть вопросы.

— Видите, — я кивнул чуть в сторону, — это поручик Сенцов, он тоже работает на разведку и лично на полковника Ванновского, но его никто не тронул. Еще раз, почему задержали именно вашего брата?

— Именно его в чем-то подозревают. И тогда, получается, меня тоже.

— Именно. Значит, от нас ждут глупости, нас провоцируют на нее. Теперь мне становится понятно, почему Пикар пытался вывести меня из себя. Все один к одному.

— Они хотят, чтобы именно вы попались на горячем, но… Все это было бы возможно, только если бы они знали, что мы задумали. Так тонко работать наугад никак бы не получилось.

— Вот и займитесь утечками, когда мы закончим. А сейчас мне надо вытащить своего человека… — я уверенно двинулся вперед в сторону Пикара и Думерга.

Вот только с каждым шагом я все увереннее чувствовал, что те ждут… Пусть я и не сделал явных глупостей, но даже так: они считали, что выигрывают. Почему? Что я не учитываю?

— Ваше превосходительство,