Президент планеты - ЧБУ

– Пойдём посмотрим на это место, – шепнул Лукас и отправился обуваться. Этот процесс всегда занимал у него много времени. Вид у него был недоверчивый, словно он собирался потратить кучу времени впустую и заранее об этом знал.

Пока Лукас одевался, Максимилиан рассказывал, как долго ждал возможности поговорить с живым человеком, похититель запер его в комнате, похожей на подземный бункер, только располагающийся высоко над землёй. Истязал его: вырывал ногти, сильно сжимал наручники на руках и ногах, лишал движения на несколько дней, оставлял на холодном полу на всю ночь. Пленитель проверял, гнутся ли его суставы в обратную сторону, доводя до такой боли, что Максимилиан терял сознание. Вместе с тем мучитель постоянно извинялся за свои действия, но прекращать их не собирался. Лишь увеличивал частоту «проверок», как он это называл.

– Последний раз мой пленитель, мой кровный враг, приходил три дня назад, – сказал Максимилиан. – Он велел одному из дронов сжать мне сонную артерию и смотрел, как я задыхаюсь. Я так боюсь. Какой же я трус!

– Ты не трус, – возразила Аня.

Далее Максимилиан рассказывал, как собрал радио, по которому они сейчас разговаривают. Он разобрал на запчасти телевизор и собрал из его внутренностей паяльник. С его помощью он создал простейший радиопередатчик, способный передавать электрические щелчки на несколько километров. Долгое время он передавал сигнал SOS и просьбы о помощи в двоичном коде. Он не мог передавать сигнал на частоте радиостанций: его сигнал должен был словить один человек, а не миллионы по всему городу, поэтому Максимилиану пришлось передавать сигнал на частоте метеорологических приборов и надеяться, что его услышат.

Никто ему не ответил и не пришёл на помощь. Поскольку Максимилиан не мог считать дни из-за отсутствия часов и окон, он отсчитывал часы сна, но не был уверен, что его цикл составляет двадцать четыре часа. Вполне возможно, он мог бодрствовать тринадцать часов и затем ещё восемь спать, что составляло всего двадцать один час, и за месяц он опережал график на четыре-пять дней. Вскоре он перестал считать. Два года стали для него самым длинным отрезком в жизни.

Бесконечно передавать сигнал он не мог – это занимало много времени. Ему приходилось долгими часами отстукивать пальцем сигнал, смотреть на диод самодельного радиоприёмника и надеяться, что он моргнёт. Моргающий светодиод означал бы, что ему отвечают на этой же частоте. С таким приёмником у него быстро уставали глаза, и иногда начинались галлюцинации: ему казалось, что диод и вправду моргает. По ночам он вскакивал в ужасе от того, что мог пропустить моргание диода. Максимилиан дошёл до такого состояния, когда готов был признать белый диод на тонкой проволоке своим богом и приносить ему подношения.

Разум вовремя дал ему знак, что он начинает сходить с ума. Максимилиан смирился, что никто не придёт ему на помощь так скоро и ему, возможно, придётся ждать годами. Поэтому он приступил к созданию гораздо более сложного радио. Угольный микрофон он сделал из фольги и консервной банки. Динамик уже был в телевизоре, но его пришлось переделать под гораздо меньшую мощность. Сам приёмник он собрал из медной катушки и конденсатора переменной ёмкости.

Схема получилась рабочая, но музыку послушать ему не удалось: радио заранее было собрано и настроено на другой диапазон.

Чтобы его не подслушали, Максимилиан начал громко разговаривать сам с собой, разыгрывал целые спектакли, делал вид, будто общается с кем-то по телефону. Сначала дроны вламывались в его комнату каждую минуту, понимали, что он их дурачит, и выходили. Несколько раз один из дронов проявлял желание остаться в его комнате и следить за ним. В этом случае Максимилиан брал острый кусок стекла от сломанного зеркала и перереза́л себе вены. После этого очень быстро пленитель приказал дронам не заходить в комнату и игнорировать песни человека.

– Мы едем к твоему зданию, – сказала ему Аня. – Хотим посмотреть, как оно выглядит снаружи. Надеемся, ты говоришь правду и мы не вернёмся домой с видом людей, которым бросили торт в лицо.

– Пожалуйста, будьте осторожны, – ответил Максимилиан. – Гибралтар два года назад был очень опасным местом, а вы единственные, кто знает обо мне.

До нужного места они добрались на надземном метро. Проезд Лукас оплатил за обоих: приложил тыльную сторону ладони к считывателю на турникете у двери. Прямо за ними в салон без билетов попытались влезть два парня лет пятнадцати со смуглой марокканской кожей. Дрон-кондуктор заметил это и вышвырнул их обратно на улицу. В поезде было девятнадцать вагонов, и все они были полностью заняты. Один из отчаянных безбилетников попытался влезть на крышу поезда, но другие стянули его обратно: тот не смог бы удержаться на высокой скорости.

Дорожная сеть в Гибралтаре представляла собой несколько уровней, где метро было выше всех остальных дорог: в районе двадцать пятого этажа. Монорельсы обтягивали город, как паутина, вдоль которой без перерыва мчатся скоростные составы. Маршруты здесь были такими сложными, что легко можно было заблудиться, даже зная дорогу. Лукас рассказывал, как они приехали в этот город и тут же уехали в неправильную сторону. Чтобы развозить жителей Гибралтара, «Транстек» построил огромную сеть общественного транспорта. Он начал с одного уровня дорог под землёй, а когда город достиг пяти миллионов жителей, начал добавлять уровни на земле и над ней. Теперь в городе было сорок пять миллионов жителей и система сообщения между районами была сложнее, чем лабиринт Минотавра. И сверху, и снизу от поезда, на котором ехали Аня с Лукасом, двигались встречные и попутные поезда.

Внизу, на дороге, по большей части перемещались либо грузовые дроны, либо экипажи состоятельных людей. Личный транспорт в Гибралтаре гарантировал комфорт, но не скорость передвижения. Теперь, когда Гибралтар достиг площади в шесть тысяч квадратных километров, ни один спортивный автомобиль не смог бы пересечь город быстрее скоростного метро под землёй.

Лукас стоял у окна поезда и переписывался с подружкой, предоставив Аню самой себе. Она быстро поняла, что никому нет до неё дела и никто её не узнает. В населённом городе за день встречается такое большое количество лиц, что все они смазываются, теряют черты и принимают образ среднего, ничем не выделяющегося лица. Пока она не привлекает к себе внимания, она остаётся для других людей невидимкой, слепым пятном, которое стоит обойти во время движения.

Ближе к центру города количество рекламы на улицах возрастало. Аня смотрела на неё и удивлялась, как у людей не начинается эпилепсия от такого большого количества моргающих огней и обилия цветов. Никто из жителей не