Ночь ведьмы. Книга первая - Сара Рааш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не отпуская Отто, я тяну его за собой обратно в замок, в манящее тепло маленького убежища, которое мы создали в мире, сотканном из опасностей и пламени.
30. Отто
Когда Фрици и Лизель уютно устраиваются на полу, я отправляюсь на долгую прогулку по холодной декабрьской ночи, чтобы заставить себя думать о… чем угодно, только не о ней в моих объятиях, не о ее губах. Я прокручиваю в голове все, что мы сделали, все, что я хочу сделать, набираю пригоршню снега, припорошившего разрушенную стену замка, и растираю лицо, пытаясь изгнать похоть из тела.
Ни один священник не дал бы обет целомудрия, если бы сначала испытал поцелуй, каким наградила меня Фрици.
И я не священник.
К тому времени как я возвращаюсь в зал и осторожно переступаю через защитное заклинание, наложенное Фрици, снег с моего плаща уже испарился, а вот огонь, горящий у меня внутри, зажженный прикосновением Фрици, не ослаб. Я плотнее заворачиваюсь в плащ и ложусь в метре от Фрици, стараясь держаться как можно дальше, но все же достаточно близко к костру, чтобы не замерзнуть. Мне нужно поспать. Нам обоим нужен отдых. Завтра мы отправимся в Черный Лес и найдем там бог знает что – хотя, надеюсь, и мою сестру тоже, – и нам понадобятся все силы и сообразительность, которые у нас есть.
Я считаю до ста. До тысячи.
И в конце концов засыпаю.
* * *
Когда я просыпаюсь, она в моих объятиях.
Хотя приходится спать на грязных камнях заброшенного замка, мое тело расслаблено, потому что она лежит рядом. От правильности происходящего, от мысли, что эта девушка в моих объятиях, когда я просыпаюсь, у меня перехватывает дыхание. Фрици свернулась калачиком, спрятав руки под голову и прижавшись ко мне всем телом. Ее волосы рассыпались по моему плечу, моя левая рука лежит у нее под талией, а правая на ее боку.
Рассвет серый и холодный. Фрици все еще спит, а по тихому прерывистому похрапыванию рядом я понимаю, что Лизель тоже. Я лежу неподвижно, не желая разрушать это мгновение. Даже глубокой ночью, во сне, мы нашли дорогу в объятия друг друга. Я закрываю глаза, желая, чтобы этот момент длился вечно. Я вдыхаю запах ее кожи, ее волос, ее самой.
С мягким вздохом Фрици шевелится. Мои руки сжимаются вокруг нее. Ее тело напрягается, а затем расслабляется, будто соглашаясь. Она поворачивается так, чтобы оказаться лицом ко мне.
– Доброе утро, – шепчет она, устраиваясь удобнее в моих объятиях.
Мы совсем близко друг от друга, и хотя еще день назад я бы не позволил себе этого, теперь у меня нет ни малейшего желания отказывать себе в чем-либо, что имеет отношение к ней. Я поднимаю руку, откидывая прядь ее светлых волос и обнажая шею. Мои пальцы скользят по ее нежной коже, она вздрагивает, и это ощущение наэлектризовывает мое тело.
Я наклоняюсь, чтобы лизнуть ее ухо и прошептать:
– Утро будет добрым только после того, как я проведу с тобой добрую ночь.
Она выгибается, ее руки обвивают мою шею и притягивают к себе. Мои губы скользят по ее подбородку, пощипывая, целуя и пробуя на вкус. Она – пир, ради которого я готов голодать всю оставшуюся жизнь.
Фрици застывает.
– Лизель просыпается, – шепчет она.
– Заколдуй ее, пусть поспит еще, – ворчу я.
Фрици легонько шлепает меня, но замечаю задумчивый блеск в ее глазах, будто она действительно обдумывает мое предложение.
– Крапфенов не осталось? – спрашивает Лизель, не открывая глаз.
Фрици отталкивает мои руки, когда я пытаюсь удержать ее. Со стоном я откатываюсь от нее, пытаясь заставить себя сосредоточиться на предстоящем дне, а не потакать своему телу в реализации фантазий, которые оно хочет воплотить в реальность.
– Ты все съела, – говорит Фрици.
Лизель вскакивает.
– Если что-то осталось на улице, я доем.
– Это же подношение лесному народу! – возмущается Фрици.
– Может, они оставили что-нибудь мне!
Лизель бежит из зала, мы с Фрици следуем за ней. Она резко останавливается перед маленьким снежным алтарем, который они ночью соорудили.
Крапфен исчез. И хотя и возможно, что дикое животное стащило еду, но бутылка, которую я оставил, тоже исчезла.
На ее месте стоит другая, сделанная из редкого ярко-синего стекла, а не из керамики, и закупоренная восковой печатью.
Лизель с Фрици удивленно смотрят на бутылку, а затем на меня.
– Это… нормально? – спрашиваю я.
Лизель качает головой, и ее светлые косички взмывают в воздух.
– Я всегда оставляю подношения на Йоль и никогда ничего не получаю взамен.
– Никто не получает, – добавляет Фрици. – Мы оставляем подарки, потому что это традиция. Но…
Но кто-то оставил подарок нам.
– Думаю, это для тебя, – замечает Фрици, проводя пальцем по яркому стеклу бутылки.
– Ну почему они оставили пиво? – бормочет Лизель. – Они могли бы подарить нам пончиков.
Я делаю шаг вперед, и мои руки дрожат, когда я тянусь за бутылкой. Она холодная, потому что была засунута в снег, но темно-коричневая жидкость в ней не застыла.
– Я должен…
– …выпить? – завершает Фрици, хотя в ее голосе проскальзывают нотки сомнения. – Может быть. Открыть точно стоит, но сначала понюхай…
Я срываю восковую печать и вытаскиваю пробку. Раздается шипение и хлопок – признаки свежего пива. Я нюхаю содержимое – мускатный орех.
Это… не верю…
Не думая, я подношу бутылку к губам и делаю глоток. Отрываюсь от напитка, широко раскрыв глаза в изумлении.
– Это не просто пиво, – говорю я. – Это пиво моей сестры!
– Пиво есть пиво, – ворчит Лизель.
Я яростно качаю головой и делаю еще глоток. В этом нет сомнений. Хильда использовала рецепт матери, и хотя в правилах пивоварения говорится, что добавлять дополнительные ингредиенты нельзя, Хильда всегда использовала мускатный орех в процессе варки, как ее научила моя мачеха.
– Это Хильды, – повторяю я удивленно.
Фрици и Лизель обсуждают, что бы это могло значить. Но пока я осушаю бутылку, наслаждаясь вкусом родного дома, мой взгляд скользит по деревьям. От замка остались руины, но он был построен в стратегически важной части местности, на холме, с которого открывается вид не только на Черный Лес, но и на Баден-Баден, и…
Что-то не так. Мирный снежный пейзаж усеян черными, как смоль, плащами, двигающимися вдоль дороги.
– Фрици, –
