Японская война 1904. Книга третья - Антон Дмитриевич Емельянов

— Это невероятно, — говорил Сергей Александрович, — Макаров начал свое наступление уже как две недели назад, но за все это время не продвинулся и на километр. Если бы не упрямство Линевича, после такого позора его можно было бы уже снимать, но… Эти старые генералы слишком болезненно относятся к своей чести. Ничего, закончим войну, и я лично прослежу, чтобы в армии навели порядок, избавив ее от тех, кто ставит личное выше пользы страны.

Татьяна чуть не поперхнулась, но все остальные только согласно покивали в ответ на прочувствованную речь великого князя.

— Если вы возьмете военное министерство под свой личный контроль, Россия сможет сэкономить миллионы, которые сейчас выкидываются на ветер. Вы вот видели, сколько Куропаткин спустил на хлебопекарни в каждую часть или на бани? Это миллионы! Или местные китайские тулупы, в которых одел свой 2-й Сибирский Макаров? Сколько денег он положил в свой карман на их закупке? А армия после этого выглядит словно толпа бродяг.

— Простите! — княжна, которая изначально хотела только слушать, просто не выдержала. — Ваше высочество! — Татьяна увидела, как к ней повернулся сначала нахмурившийся Сергей Александрович, а потом и все остальные. — Разрешите… Я работаю в госпитале! Руковожу отделением для легкораненых…

Татьяна в этот момент готова была проклясть себя за накатившую слабость. Когда в последний раз она так терялась? Когда ей было 14? И эта предательская робость вылезла в такой ответственный момент!

— А я читал про вашу работу, — Сергей Александрович неожиданно перестал хмуриться. — В газетах говорят, что вы большая умница и сделали то, что не каждому мужчине по плечу. И Вреден вас хвалит. Так что вы хотели рассказать?

— Я сделала то, что мужчины раньше не делали в принципе, — разговор о работе, о ее собственном успехе помог княжне взять себя в руки, и она даже улыбнулась.

Ей ответили, приняв ее слова за шутку, вот только это была правда. Татьяна, когда разобралась с первыми делами, начала искать книги, как бы получше устроить свое дело. Она была уверена, что где-нибудь уже запускали такие госпитали, и ей нужно просто повторить, вот только… Как оказалось, она была на самом деле первой. То, что девушка читала про госпитали Франко-прусской, Американской Гражданской, Русско-турецкой войн, уже давно устарело. Нет, там были и разумные мысли — много! Но она видела и ошибки.

Видела потому, что сама делала по-другому и знала, что это работает. Тогда Татьяна долго размышляла над тем, как Макаров, который помог запустить всю эту новую систему разделенных госпиталей, вообще до этого додумался. И именно тогда впервые поняла, что тот интересен ей не просто как защитник с бала, не как герой новой войны, а как человек и как тайна, от которой мурашки бегут по коже. И вот сейчас, вспоминая все, что выучила во время работы над госпиталем, во время помощи доктору Слащеву с его статьями, Татьяна начала рассказывать.

О том, как пекарни и свежий хлеб почти изжили болезни живота, как бани помогли избежать грибков, поражений кожи и в разы уменьшили количество простуд, а тулупы и вовсе помогали дважды, защищая от осколков во время боя, а потом согревая раненых по пути до операционной. При этом она не просто пыталась убедить всех голосом и эмоциями, Татьяна вспомнила почти все цифры из исследования, что они вели. Насколько больше раньше было больных и раненых. Насколько больше казна бы потратила на попытки лечения, подвоз новых солдат взамен ненужных потерь, на похороны, на обучение новичков.

— Так что, пусть генерал Куропаткин и допустил какие-то ошибки, за которые его сняли… — княжна сделала паузу. — В этом я не разбираюсь, поэтому буду говорить только о том, что знаю точно. Но вот добрые дела он тоже сделал, и без них мы не сэкономим, а, наоборот, только можем больше потерять.

— А я ведь тоже читал статьи доктора Слащева, — закивал Борис. — Не запомнил столько, сколько Татьяна, но… Именно к этому он все и ведет. Правильная медицина получается и дешевле, и армия благодаря сохранению личного состава становится все сильнее и сильнее.

— Удивительно, как порой судьба приводит к нам людей, которые могут столько всего полезного рассказать, — Сергей Александрович благосклонно кивнул Татьяне. — Вы слышали, Сергей Юльевич, — повернулся он к Витте, — оказывается, иногда нужно не с плеча рубить, а сначала во всем разобраться.

— Вы правы, — Витте незаметно бросил на Татьяну недобрый взгляд, и девушка невольно задумалась, сколько из тех миллионов, которые можно было вложить в армию, начав новые реформы, достались бы этому человеку.

Тем не менее, министр финансов умел держать удар. Признал ошибку, а потом как-то незаметно снова перевел разговор на текущее сражение и непозволительное промедление Макарова, которое крадет у России победу. Здесь Татьяне тоже бы нашлось что ответить, однако она понимала. Если как начальника госпиталя ее готовы были слушать, то, вмешавшись в разговор про войну, она бы вызвала в лучшем случае улыбки. В лучшем… Потому что если переборщить, то и ее аргументы про медицину тоже могли бы оказаться под сомнением. Не на это ли и провоцирует ее Витте?

Стараясь не прожечь того взглядом, Татьяна продолжала делать вид, что она не обращает ни малейшего внимания на его слова. А потом…

— Может быть, ваше высочество, хватит Макарову отсиживаться? Дадите ему приказ, чтобы шел вперед, и пусть показывает, что умеет, раз уж он считает себя таким великим полководцем.

И снова Татьяна вздрогнула, сразу представив, что ничем хорошим такие приказы без знания конкретной обстановки не закончатся. И снова все остальные только дружно кивнули в ответ на совершенно разумное предложение Витте. Девушка сначала не понимала, как тому удается так ловко направлять других в нужную именно ему сторону, а потом… Она слушала разговоры, слушала, кто и о чем думает, и неожиданно осознала, что все здесь собравшиеся живут не этой войной. Единственное, что их интересовало — это возвращение в Москву и Санкт-Петербург. И они ждали, что Макаров, раз уж тот сумел удержать свое место, принесет им быструю победу, с которой можно и отправиться в обратный путь.

А ее не было. И эти разрушенные надежды несли Вячеславу Григорьевичу проблем даже больше, чем все те дерзости, что он позволил себе при общении с сильными мира сего.