Японская война 1904. Книга третья - Антон Дмитриевич Емельянов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я не знаю, чем еще помочь, но, надеюсь, хотя бы эти несколько часов до утра помогут вам успеть подготовиться, — княжна отвела взгляд в сторону.
— Вы уже помогли! Даже больше, чем думаете, — я взял девушку за руку, потом посмотрел на Огинского. — Алексей Алексеевич вон не сказал, но на самом деле беспокоится, что инициатива Витте с атакой уж очень четко совпала с тем, что мы и сами хотели переходить к более активным действиям.
— И я повторю, — поручик нахмурился. — Ни одна инициатива Витте не принесла пользу армии. Так, если наши мысли совпали в этот раз, может, мы что-то не учли, где-то не доглядели?
— Или Сергей Юльевич, наоборот, учел наши планы, доглядел все, что можно и не нужно, и просто решил еще раз вовремя сменить сторону. Вы представьте, как все будет выглядеть со стороны уже через пару месяцев, когда детали начнут забываться… Мы сидели в обороне, ничего не менялось, потом эта его инициатива, и мы победно наступаем. И кто в итоге трус, а кто храбрец и благодетель? И плевать бы всем было, что это наступление готовилось все эти две недели!
— И все равно я считаю, что нужно пересчитать риски, — Огинский закусил удила.
— Я сказал… — начал было я, но сумел остановить поднявшуюся внутри ярость. — Вы правы, перепроверить все будет совсем не лишним, поэтому… Время у вас есть до пяти утра. Я же до самого конца буду ждать от вас новостей. Тех или иных.
— Честь имею, — сжав зубы, Огинский выскочил из штабной палатки. Я же потер лоб: не очень красиво получилось, но отменять операцию, к которой мы столько шли, из-за того, что кто-то не очень хороший человек, я не собирался.
* * *
Княжна Гагарина с удивлением осознала, что впервые видит Вячеслава Григорьевича за работой. Ее не стали прогонять так поздно, предложили кровать в одной из офицерских палаток, но она попросила, чтобы ей позволили остаться, и теперь во все глаза следила за тем, как рождаются победы. И это оказалась совсем не та сказка, где рыцарь на белом коне скачет вперед, ему в спину бьют лучи восходящего солнца, а враги разбегаются либо падают на землю, сраженные меткими ударами копья.
В реальности Макаров с красными от недосыпа глазами сидел за столом и изучал сотни отчетов и столько же карт, на которых его штабисты готовили и отмечали детали будущих ударов.
— Вот схема южных окраин Чандапуцзы от Ванновского, — он закончил рассматривать очередную бумагу и поднял голову. — Передайте Шереметеву, чтобы его штурмовые отряды учитывали это при развертывании.
— Есть, — ближайший штабист что-то отметил у себя, потом подхватил схему и передал одному из адъютантов.
И снова только гул бьющихся сердец, шелест дыхания и стук работающих без перерыва телеграфных аппаратов. Татьяна несколько секунд сидела тихо, а потом приметила знакомое лицо. Адъютант Соловьев — он прошел через ее госпиталь всего несколько недель назад и вот вернулся на свое место вестового, на подхвате у полковника Лосьева.
— Саша, — тихо подошла к нему княжна. — Я вам не помешаю, если задам пару вопросов?
— Только не шумите, — так же тихо ответил тот. — Генерал, конечно, и под грохот пушек может работать, но пока есть такая возможность… Лучше ему не мешать.
— Хорошо, — Татьяна кивнула, невольно задумавшись, насколько же солдаты и офицеры уважают Вячеслава Григорьевича. — Тогда я хотела спросить про ту схему, которую недавно передал генерал. Неужели солдатам нужно знать даже такие мелочи?
— А как же, — тут же засопел Соловьев. — Вот смотрите: есть мы, есть враг, и каждый умеет воевать. А это значит что? Что стоит кому-то попереть вперед, как с другой стороны тут же подтянут и людей, и пушки! Понимаете?
— Если честно, не очень.
— Смотрите, когда мы идем в атаку в лоб, как это выглядит? Перебежки малыми группами, потом взвод или даже рота сосредотачивается и бьет. И в такой атаке есть два очевидных слабых места — пауза перед атакой и еще одна остановка сразу после того, как солдаты разметают врага. Как говорит генерал, это обычная психология. Даже самый опытный солдат обычно продумывает свои действия только до края горизонта, до той точки, которую успел рассмотреть перед атакой из укрытия. И вот в эти-то моменты паузы и раздумий армия и несет самые большие потери.
— Потому что артиллерии проще вас накрыть! — поняла княжна.
— Точно! И поэтому мы еще с Ляояна пробуем другой подход. Начинаем атаку теми же малыми группами, а потом стараемся сделать так, чтобы солдатам как можно дольше не приходилось останавливаться. Чтобы они знали свой маневр и либо продолжали постоянно двигаться, либо сразу начинали окапываться. Отсюда и такое внимание разведке. Это, может, при Наполеоне им было достаточно только врага посчитать, а сейчас 20 век — всем нужно воевать по-новому.
Татьяна согласно кивнула. Это было очень правильно: она вот старалась лечить по-новому, и это спасало тысячи жизней, Вячеслав Григорьевич сражался по-новому, и это тоже… Спасало жизни. В удивительное время они живут, где столь разные по своей сути дела могут сплетаться воедино… Где-то басовито громыхнули пушки — похоже, 6-дюймовки. Артиллерия — это страшная сила, которая с каждым годом становилась только опаснее и смертоноснее. И ведь не все до сих пор понимают, как это поменяет войны будущего, сколько смертей принесет.
Наивные… В столичных салонах еще встречались люди, которые любили порассуждать о том, что в наступившем веке войн и вовсе не будет. А на самом деле та по-настоящему новая война подбиралась все ближе, готовая сожрать уже не тысячи, а сотни тысяч, возможно, даже миллионы жизней. И такие, как генерал, как те, кто пошли за ним, пока еще сдерживали это чудовище, чудом не давая ему развернуться. Но как долго это будет продолжаться? Возможно ли вообще победить в этой бесконечной схватке?
Татьяна неожиданно поняла, что не дышала почти полминуты. Она не знала, что на нее
