Тайна сибирских орденов - Александр Антонович Петрушин

тридцать хорошо воору­женных бандитов, в том числе Нерьяки, Гобирахашвили, Ванька Панда, Фурлет Ванька, Садовников, Сухи, Кондаков, Дурасов...»

По словам Волкова, «Баткунов не проявлял особого рвения в вылав­ливании разбежавшихся по лесам повстанцев. С пленными бандитами он обращался с большим великодушием, считая, что карательные функ­ции не входят в его компетенцию. Очистив прибрежные населенные пункты на Оби без особых усилий и почти без потерь, он считал свою задачу выполненной.

— Не мое дело, — говорил он, — гоняться за ними по лесам: пусть этим занимается чека. Люди сами вернутся, когда жрать будет нечего».

Волков признал: «Баткунов отчасти оказался прав. Бежавшее из Об­дорска население начало понемногу возвращаться. Вести, что в Обдорске никого не расстреливают, а распускают по домам или отправляют на работы, действовали отрезвляюще. В начале июля вернулись учи­теля Новицкий и Протопопов с женами. С ними человек 20 “интелли­генции”, замаравшие себя участием в работе бандитского горсовета. Все черные от грязи и дыма, исхудавшие, с провалившимися глазами и осипшими голосами».

В сентябре 1921 года сдались Гобирахашвили и Дурасов. Кроме об­стоятельств расправы с сопровождением обоза в селении Ошвор, след­ствие интересовалось у пленных и судьбой захваченного там золота. В дополнение к протоколу допроса Гобирахашвили указал: «При отсту­плении из Обдорска мною действительно были погружены два боль­ших ящика и три маленьких. Откуда они поступили, я не знаю, наклад­ных на них не было. Что в них содержалось, я не знаю. По их тяжести можно предположить, что в них было золото. Продовольствие и эти ящики были отправлены в местность Мака Юган, куда наши войска отступили. Когда мы дошли до Мака Югана, то переночевали там две ночи, потом увидели пароход и отошли верст двенадцать в гору. Посла­ли людей за оставшимися лодками. Про ящики ничего больше сказать не могу...»

В деле есть показания 30-летнего Самуила Афанасьевича Протопо­пова из села Сухоруково Березовского уезда: «Я действительно отступал из Обдорска вместе с Гобирахашвили до Мака Югана, а потом в гору, но ящиков при нас уже не было. Ящики были оставлены у инородцев в чумах. Гобирахашвили с нами пробыл только сутки, а потом отделился и уехал обратно к инородцам к чумам. Больше я его не видел. Я сам ушел к заведению Плотникова в Аксарке. Оттуда на лодке ушел в Обдорск и явился к властям».

Кто был неискренним? Гобирахашвили? Протопопов? А может, до­прашивавший их 20-летний чекист Пантя — Пантелеймон Васильевич Рябков, уроженец Тобольска, работавший до службы в ЧК на кожевен­ном заводе, имевший «домашнее образование» и входивший, по свиде­тельству Волкова, в близкое окружение Протасова и Данилова во время их «медового месяца» в Маре-Сале?

17 декабря 1921 года Рябков составил заключительный акт по след­ственному делу № 16 на Гобирахашвили Георгия Зааловича, происходя­щего из города Гори Тифлисской губернии, проживавшего в Обдорске Березовского уезда Тюменской губернии, имущественное положение — бедняк, крестьянин, семья — 4 человека от 15 до 3 лет, грузин, окончил четырехклассное духовное училище, содержится под стражей с 26 сен­тября 1921 года в Обдорском арестантском доме. «Обвиняется в инициаторстве, в активном участии с бандитами в расстрелах коммуни­стов. Виновным себя не признал...» Доказательств его вины у Рябкова не было.

И тем не менее он заключил: «Передавая дело вместе с арестованным Гобирахашвили на определение коллегии Губчека, полагаю, что к Гобирахашвили как к отъявленному бандиту, увлекшему жизни коммунистов в целях антигосударственного замысла (так в тексте заключения. — А. П.), следовало бы применить высшую меру наказания — расстрел». Заключе­ние утвердил начальник Обдорского политбюро Пензин.

1 февраля 1922 года к чекистам обратились «зав. Обдорской расчет­ной кассой Черемных Д.С., зав. Обдорским управлением по рыболов­ству Филиппов И. Ф., зав. Обдорским коммунальным отделом Дьячков Ефим. Все трое — коммунисты». «Для пользы дела и соблюдения интере­сов государства, — писали они, — для ведения дел Обдорской расчетной кассы, во избежание закрытия последней, за неимением подходящих работников и согласно телеграммы завгубфинотдела (прилагаем), хода­тайствуем перед Обдорским политбюро об освобождении тов. Гобира­хашвили под нашу личную ответственность и поручительство».

Не освободили. Держали в тюрьме. Последний лист в деле № 16 — записка врача Березовской советской больницы (подпись неразборчи­ва): «В Березовское политбюро. Довожу до Вашего сведения, что при­сланный на излечение арестованный Гобирахашвили умер 4 апреля 1922 года от сыпного тифа».

Так в очередной раз оборвалась золотая ниточка.

Но в то же время участились вылазки в тундру обдорских чекистов во главе с Пензиным, который своими губернскими начальниками ха­рактеризовался «слабым работником, но исполнительным, по образу жизни — скромным». Они искали золото. В этих вылазках Пензин об­морозил ноги. Его отправили в Тобольск в больницу, где ампутировали фаланги пальцев. Но началась гангрена, и в июне 1922 года главный че­кист Ямала умер.

Итоги классовой борьбы на Обском Севере подвела тюменская га­зета «Трудовой набат» 26 октября 1922 года в статье «Ликвидация бан­дитизма на Севере»: «Несколько человек скрывавшихся в тундре банди­тов угнали 3700 голов оленей из советских стад у верховья реки Щучьей. За ними была послана погоня из Березова и Обдорска. Бандиты были настигнуты около Байдарацкой губы. Был открыт огонь. Бандиты выш­ли из чума, залегли за яром озера и стали отстреливаться. Брошенной в них бомбой один из бандитов был убит, двое сражены пулями. Один из бандитов скрылся и один утонул в озере.

Один из убитых по найденным документам оказался офицером Ки­селевым и двое бывшими народоармейцами из Тобольска — Садовниковым и Сухих. Захвачено 5 винтовок-трехлинеек, одна японка, один наган и один смит-вессон, свыше 250 патронов к этим оружиям. Оле­ней захвачено около тысячи голов, остальные, по-видимому, растеряны по тундре...»

Приложение № 4

Письма из прошлого

Тобольск, 25 мая - 7 июня 1918 года

...Давно никаких слухов о Вас не знаю ни