Чёрная стая - Ольга Игоревна Сословская

— Две сабли, шпага и карабин, — угрюмо констатировал Войцех, оглядев скромный арсенал, сохраненный друзьями, — против десятка мушкетов и тесаков жандармов. Но мы обязаны попытаться. Если устроить засаду где-нибудь на узких улочках, в суматохе кто-нибудь сумеет ускользнуть.

— Ножи и топоры — тоже оружие, — напомнил Дитрих, — их у горожан не отобрали. План самоубийственный, Войцех. Но у меня тоже другого нет. Вопрос, стоит ли пытаться?

— Никогда себе не прощу, что сидел сложа руки, — покачал головой Войцех, — с таким позором и жить не стоит. Или на французов, или пулю в лоб.

— Тебе это не поможет, — скрипнул зубами Дитрих, — мозгов у тебя там нет, вот что я тебе скажу. Клерхен тоже под пули подставлять будем, или без нее обойдемся?

Войцех, опустивший голову и сжимающий виски ладонями, встрепенулся.

— Клару нельзя, — хрипло прошептал он.

— Что «нельзя»? Погубить зря, или за спиной оставить? Ведь не простит даже мертвым.

— И что делать?

— Думать, Шемет, думать. Долго и упорно. Чтобы и совесть чиста, и голова цела. И лучше сделать немного, чем погибнуть, пытаясь совершить невозможное. Это ты понимаешь?

— Понимаю, — вздохнул Войцех, — но мне от этого не легче.

В тесную комнатушку, тускло освещенную чадящей масляной лампой, вошли Клара и Ганс Эрлих, в компании с тучным лысеющим мужчиной в сером сюртуке.

— Мой дядя, Людвиг Эрлих, — представил вошедшего корнет, — он согласился нам помочь.

— Я веду оптовую торговлю, — сообщил герр Эрлих, вытирая вспотевшую от волнения лысину фуляровым платком, — и у меня есть фургоны. Если один из них вовремя перегородит улицу, вам, возможно, удастся увести кого-то из своих. Я сам сяду на козлы, чтобы не подвергать своих возчиков опасности. Но долго простоять не смогу — семья, сами понимаете.

— И на том спасибо, герр Эрлих, — ответил Дитрих, — главное, не прогадать с моментом.

Во время обсуждения подробностей предстоящего дела Войцех молчал, но, когда Людвиг с племянником стали прощаться, благодарно пожал торговцу руку.

— Мы сделаем все, что в наших силах, — тихо сказал он, — и, если не будет другого случая проститься, не поминайте лихом.

Клара при этих словах вздохнула и отвернулась. Войцеху показалось, что в глазах у нее блеснуло, но проверять он не стал.

* * *

На следующее утро они покинули постоялый двор еще затемно. Коней и вещи заранее отправили к городской заставе, оставив под присмотром раненого улана. Гусары второго эскадрона, вооруженные длинными мясницкими ножами, и Ганс, сумевший протащить в город седельный пистолет, присоединились к ним уже на месте. Клара снова была в мужской одежде, хотя на этот раз штатской, длинный сюртук надежно скрывал девичьи формы. Оружие пронесли, завернув в набитый старым тряпьем мешок.

Им повезло, неподалеку от перекрестка, на который должен был выехать Иоганн, нашелся дом с пристроенным к нему старым сараем, Дитрих с Гансом ухитрились почти бесшумно отодрать пару досок, и компания забралась внутрь, приставив их на место и наблюдая за улицей в образовавшиеся щели.

Ждать пришлось почти до десяти утра, отправка колонны почему-то задержалась. Улица опустела, французские жандармы прочесывали город, задерживая всех подозрительных, и народ старался держаться от греха подальше. Войцеха пробирала дрожь при мысли, что фургон не дождался появления пленников, что Эрлиха арестовали, что колонна пойдет по другой улице.

Но вскоре звон кандалов и гул шагов по брусчатой мостовой возвестили о приближении арестантов. Войцех задержал дыхание. В колонне было человек пятьдесят, скованных попарно и привязанных к длинной веревке, протянутой из конца в конец. По бокам ехали конные жандармы, десятка два, не меньше. Судя по скрипу колес, доносившемуся в сарай из конца улицы, раненых тоже перевозили во Францию, не проявив к ним ни малейшего сострадания.

— Ну же, Людвиг! — хрипло прошептал Войцех. — Сейчас!

Колонна резко остановилась, и заговорщики вылетели в узкую улочку, размахивая оружием. Клара, оставшаяся по приказу Войцеха в сарае, разрядила свой карабин в ближайшего жандарма, медная каска звонко грохнулась о мостовую, заглушив мягкий звук упавшего тела. Дитрих взмахнул саблей, перерубая соединявшую заключенных веревку.

— Разбегайтесь! — выкрикнул Войцех, уворачиваясь от жандармского коня, чуть было не сбившего его с ног. — Встречаемся у заставы!

Приказать было проще, чем исполнить. Обремененных кандалами пленников, попытавшихся бежать, окружили всадники в синих мундирах и медных касках. Раздались выстрелы, и один из арестантов упал, потянув за собой товарища. Войцех увидел, как перегородивший дорогу фургон, вместо того, чтобы тронуться вперед, развернулся и двинулся прямо на колонну. Растерявшиеся на мгновение жандармы выпустили пленников из виду, и некоторые, подхватив цепи, пустились наутек, пытаясь скрыться в узких переулках.

— Уходим, — приказал Войцех, — мы сделали все, что могли.

Он бросился к сараю, выдернул оттуда перезаряжающую карабин Клерхен и пустился вниз по улице, таща девушку за руку. Пробегая мимо остановившегося фургона, Шемет на мгновение повернул голову. Людвиг Эрлих сидел на козлах и улыбался. На груди серого сюртука расплывалось кровавое пятно.

Стрельба подняла на ноги весь гарнизон. Но им удалось уйти, петляя по переулкам, перелезая через заборы, поднимаясь на чердаки и снова мчась со всех ног. Жители Лейпцига, напуганные шныряющими по улицам солдатами, помочь не решались, но никто не позвал стражу, завидев убегающих людей с оружием.

* * *

До заставы они добрались только в сумерках. Фургон с четверной упряжкой, оставленный Эрлихом возле придорожного трактира, все еще поджидал их. На холщовой крыше красовалась надпись «Людвиг Эрлих и сыновья», и у Войцеха желчь подступила к горлу. Он с трудом взял себя в руки, подавая вознице условный знак. В ответ возница свистнул, уланский корнет Шмидт не замедлил появиться, ведя за собой порученных его присмотру лошадей. Из подворотни трактира вынырнул всклокоченный фон Таузиг, его черная грива разметалась по плечам, на щеке была сажа.

— Эрлих и Шварц уже за городом, — доложил он, — ждут.

— А где Ланге?

Дитрих опустил голову. Один из гусаров, участвовавших в предприятии, остался лежать под копытами жандармских коней. Из пленников до заставы добрались двое — молоденький пехотинец из Роды и вахмистр Цох, уступивший Лютцову своего коня. Скованные парой они ухитрились скрыться в переулке и переждать, пока возобновившие порядок в строю жандармы поведут колонну дальше. После чего Цох, как он сам заявил, «по запаху» отыскал ближайшую кузню, где не побоявшийся гнева французских властей кузнец расклепал цепь в течение четверти часа.

Теперь им предстояла не менее сложная задача. Нужно было выбираться из города. Ворота уже закрыли, и ночевать пришлось в