Она - моё табу - Настя Мирная

Спрашивать не стану — скажет, что да.

Он плавно выскальзывает из меня. А я хочу его обратно.

Крис Царёва поехала окончательно.

— Не останавливайся. — шепчу ему в скулу. Целую. Веду языком по щеке. — Андрюша. Ещё хочу.

— Потерпи чуть-чуть, Манюня. — настойчиво трогает пальцами между ног. — Порядок?

— Порядок.

На самом деле не совсем. Я чу-у-точку приуменьшила уровень боли. Но это мелочь. По сравнению с прошлой. С Сашей…

Но мысли разлетаются осколками, когда эрегированный член медленно заполняет меня. Выгнув спину, обнимаю ногами поясницу и стону от наслаждения.

— Моя горячая Фурия. — хрипит Андрюша в ушную раковину. — Блядь, какая ты горячая, охуенная моя.

Моя… Моя. Моя!

Мамочки, я дурею!

Я его. Теперь уже полностью.

Обняв крепче, повисаю на шее и шепчу сбивчиво, задыхаясь от постоянного движения:

— Я люблю тебя, мой Андрюша.

Бёдра сами устанавливают синхрон с его толчками. Сначала казалось, что разрывает. Теперь — заполняет. До краёв. Мой ян. Я его инь. Идеально совпадаем. Я чувствую каждое его движение. Ненапористые толчки. Опаляющие поцелуи на лице. Ловлю его губы. Сплетаемся языками. Ласкающими движениями вывожу круги на его затылке и вдоль позвоночника. Неприятная саднящая боль между ног медленно нарастает, но я стараюсь не обращать на неё внимания, сосредоточившись на жезле, мягко скользящем внутри меня.

Ощущения непередаваемые!

Всё, что он делал раньше, меркнет на фоне полного соединения наших голодных друг до друга тел.

Приподнимаясь на вытянутых руках, заглядывает мне в лицо. Приложив усилия, открываю глаза, но его силуэт расплывается, будто под водой.

— Больно, Манюнь? — выдыхает обеспокоенно, коснувшись губами кончика носа.

— Нет. — отрицательно кручу головой по подушке. — Мне хорошо, Андрюша. Очень-очень хорошо. Не останавливайся. — кричу надрывным шёпотом.

— Блядь, Фурия, я и так остановиться не могу. — подтягивает вверх уголки жестковатых губ. — Моя любимая девочка-женщина.

От тех нежно-горячих интонаций, что витают в хрипловатом голосе, хочется плакать. Эмоции не просто переполняют, они топят, накрыв с головой штормовой волной. Но не сносят, как стихийное бедствие, а укутывают и обволакивают. Стараясь скрыть непрошенную соль, тянусь к Андрею и прошу:

— Поцелуй. Целуй меня снова и снова. Никогда не переставай это делать.

— Никогда… — выталкивает он, склоняясь ниже, чтобы выполнить моё безумное требование.

Рельефная грудная клетка, точёный чёткими кубиками живот, паховая зона с колючими короткими тёмными волосками раздражают мою перегретую чувствительную кожу. Пробившаяся щетина натирает подбородок. А я выгибаюсь навстречу его медленным эротичным рывкам, пытаясь заполучить его глубже. Раскалённая плоть и без того прожигает насквозь, а мне всё мало. Мало поцелуев, мало того периметра кожи, которым трёмся, мало его затяжных толчков, мало его сильного тела, мало его любви. Я хочу раствориться в нём без остатка.

Андрей опять сбивается с заданного им же неспешного темпа, начиная жёстче и ускореннее вколачиваться в меня. Вдавливаю ногти в его плечи. Откидываю голову назад, вжавшись затылком подушку, и отрывисто, громко стону. Глаза закатываются, погружая в томящую, убаюкивающую темноту. Силюсь двигаться ему навстречу, но мы постоянно сбиваемся, неловко сталкиваясь лобками и животами.

— Твою же… — сипит мужчина, сбавляя ритм до полной остановки. — Извини, Крис. Меня заносит.

Зацеловывает быстрыми короткими поцелуями лоб, веки, нос, щёки, губы, подбородок, шею.

Разлепляю отяжелевшие, припухшие веки и улыбаюсь, вложив в улыбку все скопившиеся тугим шаром в груди чувства.

— Так пусть занесёт. Только забери меня с собой. — поднимаю тяжёлую, будто налитую свинцом руку и разлаживаю пролёгшую на его лбу глубокую складку, столкнувшиеся на переносице кустистые брови. Выпиваю его густой, шумный выдох. — Хочу с тобой.

— Что ж творишь, Фурия? — выталкивает, вытащив из меня член.

Не успеваю начать хныкать и требовать его вернуться, как он яростным рывком вдалбливается обратно. У меня перед глазами взрываются звёзды. Он опять выскальзывает. Стремительно возвращается. На каждом ударе врезаемся бёдрами. Андрюша выпрямляется, заводит руки за спину и разводит мои ноги. Давя на бёдра вниз, прижимает к матрасу, буквально распиная меня.

— Постарайся не смыкать вместе. — просит тихо, сдавливая пальцами основание жезла, и со стоном без спешки проникает в меня.

Мучительно медленно ведёт бёдрами назад. Потирается головкой о распухшие и сколькие от возбуждения половые губы. Прижимая, всем стволом трётся между ними, задевая раздутой головкой вибрирующий мелким напряжением клитор. Как онемевшая, открываю и закрываю рот, хватая крошечные дозы кислорода. И задыхаюсь от остроты ощущений. Дикий кладёт ладонь мне на живот и с давлением водит вверх-вниз, не останавливая невинных, но пошлых ласк наружных половых органов.

— Нравится так?

Закусив нижнюю губу, прижимаю подбородок к груди, соглашаясь.

— А когда я в тебе?

Не успеваю обработать заторможенным мозгом вопрос, как он проталкивает раскачанную кровью головку и по сантиметру заполняет меня до краёв. Распахивая глаза, громко вскрикиваю. Сгребаю в пальцах покрывало, выгибаясь к нему всем телом.

— Хорошо тебе? — с глухим рычанием падает на меня и хрипит в рот: — И мне хорошо. Попробуем побыстрее? Выдержишь? А то я тебя уже совсем измучал.

Именно так я себя и чувствую — вымученной. Но это самая сладкая мука на свете. Оргазм — это супер. Секс — куда круче. Всё вместе — пушка. И я хочу это всё. Разом! Я как оголодавшая.

И я уверенно киваю. Наощупь нахожу его вкусные губы. Скольжу расслабленными ладонями по вспотевшей спине, избегая разодранных мной участков. Отрываю весящую тонну голову и прихватываю губами мочку его уха. С тем самым голодом, что копился во мне так долго, обрисовываю языком контур его уха, щекочу кончиком ушную раковину и шепчу возбуждённо:

— Помучай меня ещё. Только побыстрее, Маньячело. — добавляю с ехидной усмешкой.

Андрюша сипло смеётся и резко вколачивает в меня член. Движения становятся резче. Ритм набирает оборотов. Тело, будто зная его всю жизнь, подыгрывает. Бёдра двигаются в унисон. Ногти бесконтрольно царапают гладкую смуглую кожу. Мне столько хочется сказать, но Дикий вытрахивает из меня все слова, вгоняя в моё поплавленное его жаром тело железобетонную эрекцию. Стонем в разнобой. Влажные шлепки, пошлое хлюпанье, глухие рыки, короткие выкрики окутывают наше ложе каким-то вакуумом. Отлетают от него, отзываясь вибрацией в моём дрожащем теле. Все мышцы в нём натянуты до боли. Живот скручивает спазмом неудовлетворения. Я плаваю на грани оргазма, но никак не могу его достичь. Мужские стоны становятся громче, протяжнее и, кажется, яростнее. Он резко застывает во мне и, скрежеща зубами, гневно раздувает ноздри. Сжав веки, шумно переводит дыхание. Поднимается и находит клитор. Сдавливает пальцами до боли. Начинает раскачивать таз, постепенно ускоряясь. Большой палец шершавой подушечкой выводит напористые круги на чувствительном узелке. До хруста пальцев собираю в кулаках плед.