Чёрная стая - Ольга Игоревна Сословская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вилли вручил Войцеху ключи от флигеля, отправил на помощь Йенсу и Юргису двух лакеев из княжеского штата и отправился наверстывать упущенное за три дня, проведенные в придорожном трактире, несмотря на уверения зевающего Шемета, что тот готов отложить сон до утра.
Проснувшись, Войцех мысленно возблагодарил Вилли за отложенные до вечера возлияния. Тело болело после дорожной тряски, а дел было невпроворот. Оставив Йенса заниматься прямыми обязанностями, то есть руководить приведением флигеля в подобие графских апартаментов, Шемет отправился в банк, а оттуда к портному и каретнику, громоздкая колымага, доставившая его в Вену, для парадных выездов подходила не слишком, а обновленного в Дрездене гардероба для ежевечерних светских увеселений положительно не хватало. Вернувшись, Войцех обнаружил в прихожей карточку князя Радзивилла с приглашением посетить его в любое удобное время до вечера и отправился наносить свой первый визит.
* * *
Ни ветхие стены, ни теснота низеньких комнат не умаляли величия Антония Генриха, наследника древнего литвинского рода, прусского вельможи, мецената и композитора. За простотой манер и любезным обхождением легко угадывались железная воля и недюжинный ум. На этот раз князь Радзивилл принял графа Шемет как равного, а не как товарища сына по юношеским шалостям. Разговор, начавшийся с последних светских новостей бурной Венской жизни, плавно перетек в политическое русло, и вот тут-то Войцех в полной мере оценил предусмотрительность хозяина, заранее заручившегося благодарностью гостя. От Шемета потребовался весь петербургский такт, чтобы не связать себя поспешными обязательствами.
— Вам может показаться, граф, что мы нарочно затягиваем с решениями, беззастенчиво пользуясь гостеприимством австрийского монарха. — Князь Антоний недовольно скривил красиво очерченный рот, и жесткие концы воротничка впились в его пухлые щеки. — Балы, концерты, живые картины, катания в санях… Да что говорить, я и сам принял участие в жалкой пародии на рыцарский турнир. В буфах и шляпе с плюмажем. Ссадил графа Зичи с седла со всею возможной любезностью. А меж тем у меня в Несвиже лежит пика, коей предок мой, Доминик Николай Радзивилл, эту самую Вену от турок оборонял. Кто сегодня об этом помнит?
— Память обязывает, — согласно кивнул Войцех, все еще не понимая, куда клонит собеседник, — для монархов и политиков это недопустимая роскошь.
— О, не сомневайтесь, граф, — нахмурился Радзивилл, — когда речь идет об их наследственных правах, они помнят все, до последней черточки на карте. Принцип легитимизма. Вы уже слышали, что князь Талейран предложил положить его в основу решений Конгресса?
— Я не слишком силен в юриспруденции, — покаянно признался Войцех, — что это за принцип?
— Надо сказать, что Талейран сумел придать своим идеям вполне благопристойный смысл, — князь понизил голос, — право сильного он объявил пережитком варварства и мрачным наследием прошлого. «Никто не может полагать, что ему удастся силой захватить то, что по праву принадлежит другим».
— И как далеко в прошлое они готовы зайти, чтобы утвердить этот принцип? — горько усмехнулся Шемет.
— Не слишком, — одобрительно кивнул Радзивилл, — вы верно понимаете положение вещей, граф. У Речи Посполитой уже давно не было легитимного монарха, следовательно, она может послужить разменной монетой в торге. Но тут еще имеется проблема Саксонии. Пруссия требует ее в качестве возмещения за земли Варшавского Герцогства, которые отдадут России.
— А их отдадут? — вспылил Войцех. — Это уже решено?
— Ничего не решено, — покачал головой князь, — Талейран верно рассчитал, что интересы бывших союзников столкнутся, и Франции удастся получить от их победы больше, чем она могла надеяться, когда Наполеон подписал отречение. Британский посланник лорд Каслри озабочен усилением России куда больше, чем справедливостью, о которой непрестанно твердит, австрийцы и французы заключили с британцами оборонительное соглашение, не оставив Пруссии иного выбора, кроме России. Что самое печальное, переговоры ведутся в кулуарах и кабинетах, и повлиять на них тем, кто не принимает участия в тайных встречах, сложно.
— Но возможно? — полувопросительно заметил Войцех.
— Танцуйте, граф, — высокий лоб Радзивилла прорезала жесткая морщина, — пользуйтесь своей молодостью, обаянием, красотой. Женщины здесь решают многое. Вовремя сказанное в нужное ушко слово может стать той пушинкой, которая склонит чашу весов в нашу сторону. Это все, что я могу вам посоветовать, граф.
— Благодарю, князь, — Войцех поднялся из кресла и поклонился, — непременно воспользуюсь вашим советом.
Но, выходя от князя Антония, он так и остался в недоумении, какую сторону Радзивилл считал «нашей».
* * *
С первого же вечера Войцех словно вернулся в полузабытые петербургские времена. Ослепительные красавицы, съехавшиеся в столицу Австрии со всей Европы, по достоинству оценили ловкого танцора и учтивого кавалера. Вездесущий Вилли представил его Доротее де Талейран-Перигор, первой даме французской дипломатической миссии, воспитаннице княгини Луизы Радзивилл. С того дня, как Вилли и Дора играли в салочки, гоняясь друг за другом по анфиладам дворца на Вильгельмштрассе, много воды утекло, но теплые чувства сохранились, и, судя по принятому приглашению на мазурку, распространились и на друзей названного брата.
Никогда прежде так многое не зависело от его умения танцевать. За парой, летящей в бравурном танце, пристально наблюдал сам князь Талейран, по слухам питавшей к жене своего племянника совсем не отеческие чувства. Выражение лица французского посланника оставалось невозмутимо-дипломатичным, но Шемет мог поклясться, что нажил себе врага, когда Доротея одарила его томным взглядом, слегка задержав его руку после танца. Зато князь Меттерних, главный противник Талейрана на конгрессе и воздыхатель Вильгельмины Саган, старшей сестры Доротеи, улыбнулся многозначительно и напоказ. Все эти политические тонкости пока были выше разумения Войцеха, но он дал себе слово непременно в них разобраться.
* * *
Дня через три после мазурки, вынесшей юного графа к самому центру дипломатических интриг, Вилли потащил его в маскарад. По слухам, даже коронованные особы не упускали случая воспользоваться вольностью нравов под маской, а участники тайных переговоров с удовольствием скрывались под разбойничьим плащом или монашеской рясой от прилипчивых осведомителей австрийского министра полиции барона Хагера.
— Кунтуш и жупан — это политическая маска, — заметил Вилли, — ты бы еще рогативку нацепил и косу взял, чтобы никто не сомневался, зачем ты
