Дань псам - Стивен Эриксон

Он уловил движение, услышал тихие стоны; и тут же некто склонился над ним. Дич открыл глаза. — Да, — усмехнулся он, — тебя призвали.

— Сколько же битв ты готов проиграть, колдун?

Вопрос вызвал раздражение, но на это Драконус и рассчитывал. — Так или иначе мне конец, правильно?

Драконус протянул руку и вытащил Дича из щели между демонами, грубо швырнул животом вниз — непростое дело, ведь Дич был здоровяком… но сила рук заставила его ощутить себя ребенком.

— Что ты делаешь? — спросил Дич, когда Драконус охватил руками его голову, уперся пальцами в края челюсти.

Он попытался отдернуть голову, вырваться из крепкого захвата, но не сумел.

Внезапный рывок. Что-то сломалось в шее, хруст отозвался в основании черепа… краткая вспышка, не успевшая стать болью… и ничего.

— Что ты сделал?!

— Не то решение, которое я предпочел бы, — сказал сверху Драконус. — Но было очевидно, что одними аргументами тебя к сотрудничеству не принудить.

Дич не ощущал тела. Ничего, ничего ниже шеи. «Он сломал ее — мою шею, отделил спинной мозг. Он… Боги! Боги!!» — Пусть тебя постигнут муки, Старший Бог. Вечные муки, агония души. Смерть всех мечтаний, горе нескончаемое всему роду — пусть и они познают отчаяние, нищету — все вы…

— Ох, тише, Дич. Нет времени на пустяки.

Картина перед глазами Дича бешено закрутилась, ибо Драконус тащил его назад, туда, где он лежал, туда, где он нужен Кедаспеле. «Вершина, крест, сердце и так далее. Теперь я твой, Анди.

О да, я не принял тебя всерьез, как угрозу, и посмотри на меня теперь. Верно, дважды верно ты скажешь: Дич никогда не учится. Не понимает угроз. И рисков. Ничего не понимает, ничего! насчет тварей вроде Драконуса. Или Аномандера Рейка. Насчет любого, способного сделать то, что нужно сделать».

— Не шевели лицом, — шепнул Кедаспела на ухо. — Я не хочу тебя ослепить, не хочу ослепить. Ты не захотел бы ослепнуть, поверь мне, не захотел бы ослепнуть. Не дергайся, это очень важно, очень очень очень важно и еще важнее.

Удар стило, слабое жжение — теперь, когда он лишился почти всех ощущений, боль показалась благословением, милосердным касанием бога, напоминанием о плоти — что она еще существует, что кровь еще струится под кожей.

«Целитель, Дич, принес ужасную весть.

Но ты еще сохранил достоинство. Ты еще сохранил…О да, достоинство у него есть. Видите спокойное самоотречение в тусклых глазах, стальную волю, смелость лишенного выбора? Разве не впечатляет? Эй, вы там?»

Обращенные к югу склоны гор Божья Тропа заполнены развалинами. Провалившиеся купола, по большей части овальные, стоят на уступах террас; пилоны торчат гнилыми зубами. Постройки соединяют низкие стены, тоже местами обвалившиеся — потоки со снежных пиков промыли расселины и целые овраги, напоминающие шрамы на лицах. Похоже, горы решили смыть последнюю память о давно погибшей цивилизации.

Вода и земля исцелят то, что нуждается в исцелении. Вода и земля, солнце и ветер унесут всякие признаки чуждого присутствия, разумного планирования. Кирпич рассыплется глиной, штукатурка станет песком и улетит с бризом. Горы, понимала Кедевисс, смоют всё.

Эта мысль ее порадовала. В подобных чувствах Кедевисс мало отличается от всех Тисте Анди, по крайней мере тех, с кем она была знакома. Есть тайный восторг в непостоянстве, в зрелище повергнутой дерзости, в падении — одной ли личности, целой ли цивилизации. Тьма всегда будет последней: в закрытых глазах, в неосвещенных недрах опустевших зданий, в оставленных богами капищах. Когда исчезает народ, все его обиталища — от жалкой хижины обездоленного до королевских дворцов — становятся всего лишь саркофагами, могилами, в которых покоятся воспоминания. Но и они быстро блекнут.

Она подозревала, что обитатели деревни, притулившейся там, у подножия ближней горы и на краю убегающего вдаль озера, ничего не знают про обширный город, чьи руины нависают почти что над их головами. Удобный источник отесанного камня и необычных глазурованных кирпичей — ничего больше. Разумеется, если у них и сохранялось какое-то знание, они отдали его Сэманкелику: по мере приближения отряда становилось все очевиднее, что деревня покинута.

На фоне гор фигура Скола, шагавшего на изрядном удалении впереди всех, казалась весьма крошечной — он словно муравей, решивший прорыть горный склон. Но взор Кедевисс то и дело возвращался к нему. «Я не уверена. Насчет него». Недоверие приходит легко… и, хотя Скол теперь был сплошной улыбкой радостной вежливости, Кедевисс все еще таила подозрения. В конце концов, с чужаками им всегда не везло.

— Никогда, — заметил шагавший рядом Нимандер, — не видел подобного города.

— У них явно был пунктик насчет куполов, — сказал сзади Скиньтик. — Будем же надеяться, что некоторые каналы еще полны свежей водой. Я чувствую себя ломтем солонины.

Пересекая соленое озеро, они словно прошли курс людских неудач. Давно потерянные сети, свернувшиеся огромными клубками; гарпуны, якоря, багры — больше остатков кораблекрушений, чем кажется возможным. Смерть озера обнажала свою предательскую сущность костяками рифов и отмелями, десятками минерализованных древесных стволов, все еще лежащих с того дня, когда некая плотина в горах прорвалась, послав наводнение сквозь лесистую долину. Рыбачьи лодки и купеческие шаланды, баржи и несколько узких галер, свидетельниц давних военных конфликтов, ржавые груды доспехов и другие вещи, совершенно непонятные — озеро кажется концентрированным уроком о природе воды и глупости людей, решающихся по ней плавать.

Кедевисс воображала, что если море или целый океан внезапно высохнут, она увидит то же самое, в большем масштабе: скопище потерь столь огромное, что у зрителя сдавит дыхание. Какой смысл можно извлечь из разбитых надежд? Берегись моря. Берегись риска. Не рискуй. Ни о чем не мечтай. Поменьше желай. Явно андийский ответ. А люди, нет сомнений, задумчиво помолчат, обдумывая способы улучшения шансов, перелома в битве, который поможет выиграть войну. Для них ведь неудача временна, как и подобает короткоживущим, не обретшим большей мудрости.

— Думаю, в деревне мы не остановимся, — сказал Скиньтик, когда все увидели, что Скол не остановившись миновал скопище уродливых хижин и уже взбирается по склону.

— Он не сможет идти всю ночь, хотя бы и хотел, — сказал Нимандер. — Мы встанем. Нам нужен отдых. Вода, треклятое купание. Нужно пополнить запасы, ведь через горы с тележкой не проедешь. Будем надеяться, что местные бросили все дома — как делали другие.

«Купание. Да. Но оно не поможет. В этот раз нам не отмыть рук».

Они миновали провалившиеся пристани на старом берегу, пройдя по валу из древних камней, многие из которых украшены загадочными символами. Хижины стояли на солидных, слишком больших фундаментах: контраст между древним мастерством и нынешним убожеством столь патетический, что граничит с комическим. Кедевисс расслышала задорное хмыканье Скиньтика, пока они проходили между первых сооружений.

На центральной площади доминировал многоугольный колодец; вокруг него были беспорядочно разложены самые искусно обработанные блоки, формируя грубый круг. Повсюду разбросаны рваные одеяния, простыни, отбеленные солнцем и солью. Словно гниющие остатки людей…

— Я, кажется, помню, — начал Скиньтик, — детскую сказку про похитителей плоти. Если ты находишь одежду на обочине дороги или на поляне, это похитители пришли и забрали носившую их персону. Я в эту сказку не верю, ведь кто же станет ходить по округе в одной рубахе или в одном ботинке? Нет, моя альтернативная теория гораздо лучше.

Нимандер, как всегда великодушный, поддержал разговор: — А именно?

— Ну как же? Злой ветер, вечно жаждущий согреться, но никогда не находящий одежду себе по росту. Он все и разбросал в порыве ярости.

— Ты еще ребенком все старался объяснить, не так ли? — сказала Кедевисс. — Хотя я точно не помню, ведь уже давно перестала прислушиваться.

— Нимандер, эта женщина умеет глубоко ранить.

Ненанда подтащил тележку и вернулся к ним, потягиваясь. — Рад, что с этим покончено, — заявил он.

Миг спустя появились Араната и Десра.

«Да, мы снова вместе. Будем надеяться, Скол провалится в расселину и не вернется».

Нимандер выглядел резко постаревшим, словно юность из него выбили. — Что же, — вздохнул он. — Нужно обыскать хижины и найти все, что там можно найти.

Услышав команду, все пошли на поиски. Кедевисс осталась; она не сводила взгляда с Нимандера, пока он не обернулся и не поглядел на нее вопросительно.

— Он где-то прячется.

Нимандер не спросил, кого они имела в виду, а просто кивнул.

— Не знаю, почему мы так ему нужны, Мандер. Хочет почитателей? Слуг? Или мы его сторонники в некоей предстоящей политической борьбе?