Испанский сон - Феликс Аксельруд

— Можно прекратить молиться?

— Не вздумай! Это было бы непростительной ошибкой. Скорее всего, Спаситель испытывает тебя.

Они помолились еще с часок, затем Вальд почувствовал, что становится жарко.

— Где мы? — крикнул он Сиду.

— Близ Канарских островов.

— А когда была Испания?

— Ночью. Ты спал.

— Какая жалость, — сказал Вальд. — Никогда там не бывал. Так хотелось бы посмотреть хотя бы сверху!

— Хочешь вернуться?

— А разве это возможно?

— В принципе да, — сказал Сид и оживился. — Ты вообще понимаешь, почему мы мчимся на запад с такой бешеной скоростью? Это очень просто: Земля вращается на восток и как бы пробегает под нами. Воздушные слои ползут — относительно поверхности — на запад; если бы не трение между ними, которое тормозит и нас, мы уж давно совершили бы кругосветное путешествие. Вдобавок, как ты, возможно, заметил, мы смещаемся на юг; это происходит благодаря так называемой силе Кориолиса.

— Но тогда получается, — заметил Вальд, — что движение на восток попросту невозможно.

— Потому что ты перебил меня; ведь я рассмотрел только нижние слои атмосферы. Верхние же ее слои, по закону сохранения энергии, движутся прямо противоположно, то есть вместе с Землей на восток. Поскольку плотность воздуха в них значительно ниже, то меньше и трение; они слабее прихватывают воздушный шар — потому-то, кстати, кругосветные перелеты на шарах совершаются именно в эту сторону. Теперь ты понял?

— Значит, чтобы вернуться в Испанию, нужно подняться выше, до обратных ветров.

— Именно так… правда, тогда мы наверняка не доберемся до Лас-Вегаса.

— Хм. А как же чудо?

Сид молчал.

— Эй, чего ты молчишь?

— Замялся, — нехотя сказал Сид. — Как бы получше выразиться… Лжепророчествовать грешно, а обманывать себя попросту глупо. Никакого чуда не было; пока ты молился, я предался размышлениям и в итоге нашел истинную причину твоего неожиданного знания.

— Ну?

— Вначале я вспомнил о морисках.

— О чем?

— Не о чем, а о ком; о морисках…

— Это… такие морепродукты, да?

— Не совсем. Когда католические короли отвоевали Испанию, часть мавров покинула полуостров, а остальные под угрозой изгнания были вынуждены принять христианство; они-то и назывались морисками. Но многие из них только делали вид, что обращены. Они, конечно, ходили к обедне, а дома меж тем продолжали вершить намаз, и это длилось столетиями.

— Хорошо; но я-то здесь при чем?

— Я подумал — чем твои польские предки хуже морисков? А ничем; скорее всего они поступали так же. При царе… я хочу сказать, при государе императоре, они делали вид, что перешли в православие, а сами между тем тайно исповедовали свою старую веру. То же могло продолжаться и позже, когда вера была фактически запрещена… Ты понимаешь? Твой дедушка, если не отец, наверняка был верующим человеком, а значит, в доме звучали молитвы. Уж конечно, они были латинскими.

— Я, кажется, постигаю твою мысль.

— Трудно не постичь. Остается добавить, что в то время ты еще был несмышленышем, иначе бы помнил. Однако молитва засела в твоем подсознании, и — оп-па! — пришла на ум в критически трудный момент.

Вальд стал вспоминать свое детство и с удивлением обнаружил, что он очень давно этим не занимался. Все нормальные люди, подумал он, иногда вспоминают о детстве. И он тоже… но как-то абстрактно: весело — значит, как в детстве; беззаботно — значит, так. А детали? Из деталей мало что вспоминалось. Курил папиросу во втором классе — это в счет? Зашел раз в женский туалет и был за это наказан… Все какие-то шалости, неприятности. А как же елка, Рождество? Должны же были быть и елка, и Рождество… возможно, была и молитва…

Он попытался ощутить себя в мягких маминых руках, несмышленышем. Он сосал грудь. Он сопел, ворочал головой… ползал… Вдруг он вспомнил узор на ковре. Вспомнил большое, опасное, притягательное существо — соседскую кошку. Он подумал, что это очень важные воспоминания; от них и впрямь до молитвы рукой подать.

— Я не вполне уверен, — медленно сказал он, — но это во всяком случае больше похоже на истину.

— Ну и слава Богу.

— Слава Богу, — повторил Вальд. Стандартная формула приобретала особенный смысл; подобно воздушному шару, она наполнялась новым значением и звала ввысь, вдаль, в неведомое. — Знаешь, — неожиданно признался он, — сейчас мне так хорошо на душе!

— Из-за молитвы, конечно?

— Не знаю из-за чего; наверно, из-за всего понемногу. Я просто доволен, что вышло так. Вообще все это похоже на подарок — летишь себе… солнышко, свежий воздух… и никаких проблем…

— Полностью понимаю тебя и поддерживаю. Добавлю, что когда никаких проблем, славно думается о Боге.

— А давно ты воздухоплавателем?

— Вовсе нет, всего лет пять-семь. Но я очень старался и в результате достиг успехов. Я говорил тебе, что мой нынешний нагреватель уникален? А если учесть наличие еще и лебедки…

— Ты говорил, говорил! — крикнул Вальд. — Еще там, на полигоне.

— А, ну да. Теперь ты понял, как тебе повезло?

Вальд подумал, что для него, может быть, начинается новая жизнь. Он был очарован происходящим.

— Ты хороший парень, Сид, — заметил он. — Уж не знаю, когда я встречал таких… Давай дружить семьями!

— Но у меня нет семьи, — сказал Сид. — Я одинок.

— Тем более, — сказал Вальд, — потому что я тоже одинок. Я просто так выразился.

— Да? Почему же ты одинок?

— Так вышло. А ты почему?

— Потому что воздухоплаватель.

Вальд подумал.

— Понимаю, — сказал он. — Ну — будем дружить?

— Не вижу причин отвергать твое начинание.

Они помолчали.

— Вероятно, — предположил Вальд, — мы должны поделиться друг с другом историей своей жизни.

— Зачем?

— Просто, чтобы лучше узнать друг друга…

— А зачем нам лучше узнать друг друга?

— Как? — удивился Вальд. — По-твоему, можно дружить, не зная друг друга достаточно хорошо?

— Это типичное предубеждение, из-за которого настоящая дружба так редка, — заметил Сид. — Посуди сам. Разве две взрослых личности, рожденные разными родителями и воспитанные в разной среде, могут иметь абсолютно одинаковую точку зрения по всем вопросам?

— Очевидно, нет, — сказал Вальд, — но я не совсем понимаю, при чем здесь…

— Сейчас поймешь. Итак, установлено, что наши с тобой точки зрения по множеству вопросов могут не совпадать. А чем лучше мы знаем друг друга, тем больше обнаруживается досадных расхождений во мнениях.

— Почему обязательно досадных?

— Вовсе не обязательно; могут быть забавные расхождения и так далее, но согласись, что досадные тоже бывают, разве не так?